Владимир Першанин - Танкист-штрафник. Вся трилогия одним томом

— Под трибунал пойдешь, сука!

Что-то крикнул, поддерживая меня, Костя Осокин. Грошев правым боком выполз из низинки. Если получим снаряд, то в борт или башню, а этот урод выживет. Я выхватил из кармана наган.

— Еще один фокус, и я тебя шлепну!

— Машину сам поведешь? — огрызнулся механик.

— Сам. Без тебя обойдемся. А Костя с орудием справится.

Грошев знал, что управлять легким танком я умею. С руганью прибавил газу, и пронеслись через открытую поляну — самое опасное место. Болванка с опозданием врезалась в дерево, справа по курсу, и, выломив огромную щепу, закувыркалась в снегу. Двигатель подбитого Т-34 уже не дымил, а горел чадным пламенем. Кто говорил, что солярка слабо горит? Пламя ворочалось огромным комком, охватывая башню. Горела краска. Из лопнувшего запасного бака тоже вытекала огненная струя. Открылся верхний люк. Заряжающий, я его узнал, рывком перебросил тело и скатился по броне на снег, катался, сбивая пламя.

Он оказался единственным членом экипажа, которому удалось спастись. Механик-водитель, откинув люк, уже выбрался по пояс, когда огонь выхлестнул сразу из верхнего и переднего люков. Механик словно попал под струю огнемета. Даже сквозь рев двигателя я услышал отчаянный крик человека. Все это происходило в двадцати шагах от нас. Грошев, с перепугу, так надавил на газ, что танк рванул вперед, и снаряд, предназначенный нам, лишь рикошетом прошел по округлости башни. От удара я свалился на всякий хлам, лежавший внизу, а Костю ударило головой о металл. Костю спас танкошлем, а всех нас трусоватый механик-водитель Грошев. Я так и не запомнил его имени.

Пока я расчухался и высунулся глотнуть морозного воздуха, механик, не снижая скорости на виражах, миновал еще одну поляну, а навстречу нам разворачивался трехметровый ствол с набалдашником, как головка змеи. Костя уже вбил в казенник снаряд.

— Осколочный! — крикнул он.

До орудия оставалось метров сто двадцать. Наш снаряд, взорвавшись, проломил щит. Град осколков и обломков щита вымели орудийный окоп как метлой. Когда мы проносились мимо, ни один человек из расчета не стоял. Кто-то шевелился, другой отползал в сторону.

— Осколочный, — снова кричал Костя. — Вторая гадюка справа!

Мы уже миновали линию, на которой стояла батарея, и вышли ей во фланг. Будь сейчас осень, все было бы изрыто траншеями, из которых в любом месте могла вылететь под гусеницы мина-сковородка, но копать глубокие укрытия немцы уже не успевали. Я выстрелил в пушку сбоку, снаряд взорвался на бруствере. Т-34 почти в упор развалил ее своим тяжелым снарядом.

Мы пролетели мимо горящей «бэтэшки» третьего взвода и, перевалив через бруствер, раздавили разведенные, словно ноги, станины третьей пушки. Свернули казенник и обрушились всей массой на двоих артиллеристов. Они до конца оставались на своих местах, но не успели довернуть ствол. Грошев, матерясь, выбирался из окопа. Двое немцев бежали к деревьям. Наши стволы были слишком задраны вверх, и пулеметная очередь лишь подстегнула их.

Неподалеку «тридцатьчетверка» Князькова, крутясь на месте, раздавила еще одну пушку. Выбралась из развороченного орудийного окопа, дымящегося на морозе вывернутой из глубины землей, встала неподалеку от громадины КВ. Оба танка с места посылали снаряды и длинные очереди в оставшиеся пушки, пулеметные гнезда, разбегающихся немцев. Мы раздолбали эту шестиорудийную батарею 50-миллиметровок, оставив все же пять своих подбитых и горящих танков. Немцы не сдавали позиции легко! Оставшиеся танки съезжались к КВ, возле которого стоял командир третьей роты, капитан с орденом Красного Знамени. Возбужденный, как и все, он отдавал команды.

Подтягивалась пехота. По обычной привычке шарили в поисках трофеев. Я выскочил размяться, подошел к Князькову. Он ковырялся в ящиках со снарядами. Ему мешал труп немца, лежавший на них.

— Оттащите его, — приказал он.

Когда мы отволокли еще теплое тело в шинели и каске в сторону, лейтенант достал и показал нам снаряд с приваренной головкой, которая была тщательно отшлифована и отличалась от остальной части снаряда лишь цветом.

— Титан или вольфрам, — сказал Князьков. — А внутри почти двести граммов специальной взрывчатки. Пробивают броню и взрываются внутри танка. Делали для «тридцатьчетверок» и КВ. Упаси бог попасть под такую гадину. Но их не так и много.

Рядом, в окопе, я подобрал противотанковое ружье на сошках с магазином, расположенным позади рукоятки. Хотел забрать его с собой в танк, но лейтенант посоветовал: