Олег Рябов - Четыре с лишним года. Военный дневник

Таська, у тебя паршивое настроение, это плохо. Сейчас нам скисать нельзя. Таська, ты живешь в самое интересное время; жизнь скучна, когда она монотонна и однообразна. Тяжело, понятно, но представь, как будет здорово, когда мы победим и наступит счастливый первый послевоенный день. Ты скажешь, что так же пойдешь на работу и так же устанешь. Нет, все будет иначе – это будет второе рождение. Если я доживу, то буду считать, что в этой жизни я родился дважды.

У мамы настроение лучше, у нее более жизнелюбивый склад. Правильно, мама, самое интересное – увидеть окончание войны. Вы увидите, обязательно.

Тася, напиши, как Миколка выглядит, а то Орлова пишет, что нет прежнего Миколки.

22.08.43

Снова пишу, потому что от моих писем зависит ваше настроение!

Вчера лег спать в 3 часа ночи. Целый вечер у меня был Игорь Масалов. Жарили блины; он пришел с другом, и мы уговорились, что мука и масло мои, а работа их. Блины были на славу, ибо мужики за вечер изжарили 700 граммов масла. Потом с Игорем лежали (он у меня иногда кормится и ночует, живет-то бедновато), вспоминали институт и молодость. Он жалел, что молодость прошла, ему хочется повторения. У меня такого не бывает. Хотя один раз я пожалел о том, чего не вернешь, о том, что с Кириком мы никогда больше не поиграем в теннис.

Мне живется лучше, чем подавляющему большинству людей на фронте, и за два года я не испытал тоски, о которой пишет наша Галинка. О будущем здесь не думают, о настоящем – не полагается. Вчера прочел старое письмо Галинки Александровой – откуда она взяла, что у меня плохое настроение, удивлен; скажи ей, что у нашего Рябова плохого настроения не бывает.

Ну что еще написать? Могу написать, как проходит, примерно, день. Встаю довольно рано – в пределах 8–9 часов. Умоюсь, позавтракаю, зайду в мастерскую, посмотрю, порядок ли, что делают, поясню, если кому что непонятно. Дойду до машин, посмотрю, как их ремонтируют. Потом схожу на курсы радистов, проведу занятия часа 2–3, вернусь в мастерскую, еще что-нибудь поделаю. Вот и вечер: схожу покупаться, попью чайку и снова в мастерскую. Она у нас под землей; если нет аккумуляторов, то горит коптилка; и вот при этом свете ребятки ведут обычные фронтовые разговоры (вся солдатская жизнь в обороне – это разговоры и сон). Ведь идет третий год, как люди не видели города, два года не видели женщин и гражданского населения. Здесь делятся всем, каждый рассказывает, что ему пишут. Одному жена пишет: «Если, Яша, встретишь женщину, то я против ничего не имею, дело солдатское. А обо мне не беспокойся, у меня ребятишки, и мне не до этого». Жалко, писатели не поживут здесь, в солдатской среде, а им бы интересно все это послушать.

Так проходит мой день, он весь заполнен, но самое главное – я ничем и никем не ограничен: ни временем, ни начальством.

Награждать нас приехал генерал. О том, что будет оказана такая честь, нам сообщили заранее, поэтому мы привели себя в образцовый порядок: намылись, побрились, начистились и разместились на поляне недалеко от нашего оврага с блиндажами. Прибывший с адъютантом и в сопровождении других командиров генерал оказался каким-то непредставительным: маленький и старенький, но зато очень серьёзный. Он долго, хмурясь и не торопясь, изучал наградной список, а когда приступил к объявлению фамилий (моя первая), дурацкий шальной снаряд залетел в нашу сторону и разорвался в овраге. Пролетая над опушкой, где мы все собрались, снаряд срезал с верхушки сосны огромную лапу. И вот эта тяжёлая сосновая ветка упала прямёхенько на генерала, накрыв собой нашего «старичка». Адъютант и комбат бросились поднимать его. Потом все приехавшие командиры, матерясь, быстро пошли к машине, забыв, зачем приезжали, и забыв то, с чем приезжали. Мой радиотехник Иванов мигом сориентировался и разыскал среди рассыпавшихся в траве наград и документов то, что предназначалось для меня.

Медаль «За отвагу», по-моему, очень красивая; возможно, потому что я знаю, за что её получил.

10.09.43

Два года!

Ровно два года тому назад я вышел с завода свободный, как никогда. Этот день я не забуду.

Пришел домой, лег на диван и сказал, что свободен.

30 минут назад я ехал верхом один, по глухой заброшенной лесной дороге, только птицы нарушали покой желтеющего леса, и мне вспомнился тот далекий день 41-го года в мельчайших подробностях.

12.09.43

Вечер! Сижу, слушаю красивые звуки вальса. Здорово, не правда ли? А вчера в это время домишко дрожал от другой музыки: недалеко от нас, за дорогой, рвались немецкие снаряды.