Лев Самойлов - Паутина

И снова скрипенье на ломаном языке:

«Вы умный женщина. Муж ничего не должен знайт… Мы с фрау Барабихин будем иметь, как это по-русски, — гехейм… секрет… Когда-нибудь фрау сделайт мне тоже услуга за услуг… Абер аллее… Всё будет в секрет…»

Рущинский, сунув в пепельницу окурок, остановил диск радиолы, снял пластинку.

— Слыхали? — спросил он. — Убедились? Не думаю, чтобы вам доставило удовольствие прослушать эту пластинку еще раз, в кабинете следователя, после того, как вас арестуют, а может быть, и не только вас…

Тася была окончательно раздавлена, теряла последние остатки сил и самообладания. Рущинский видел это и спешил.

— Все, что вы сейчас прочли и прослушали, я оставлю вам, а сам растворюсь, исчезну. Вы меня никогда больше не увидите, слышите — никогда! Но услуга за услугу. Я пройду в кабинет, просмотрю бумаги, и никто, ни одна человеческая душа об этом не узнает.

Говоря это, Рущинский лгал. Он отлично понимал, что в случае согласия на эту «единственную» услугу Барабихина окончательно окажется у него в руках. В следующий раз ему уже не придется церемониться с нею.

Он подошел к двери кабинета и взялся за ручку. Остановившимся взглядом следила Тася за своим страшным гостем… Что делать, что делать?!!

Рущинский уже открыл дверь и шагнул к письменному столу, на котором лежали какие-то бумаги, блокноты, книги. В глазах шпиона вспыхнули алчные огоньки. Он нагнулся над столом, пытаясь определить, что представляет наибольший интерес, что сфотографировать для начала.

И в этот момент, в это решающее мгновение из коридора донесся звонкий голос Володи:

— Таисия Игнатьевна! Вы дома?

— Дома, Володя! — нашла в себе силы крикнуть Тася.

— Я через минуту зайду к вам.

Рущинский вздрогнул и выругался шепотом. Дьявольщина! Все шло хорошо и вдруг этот… Будь ты проклят!

Рущинский сжал кулаки. Лицо его побелело от ярости, но он сразу же овладел собой. Надо немедленно что-то предпринять. Дорога каждая секунда, сюда сейчас войдет кто-то третий и еще неизвестно, как поведет себя Барабихина. Из-за этого нелепого случая может провалиться весь намеченный и тщательно разработанный план. И тогда «Ягуару-13» — конец! Узнав о провале, старик в Берлине, наверно, выругается сквозь зубы и… прикажет вычеркнуть его из списка…

Нет, он не собирается сдаваться. То, что не удалось сегодня, удастся завтра, именно завтра. Может быть, это даже к лучшему. Барабихина убедится в безвыходности своего положения, у нее будет достаточно времени для размышления. И тогда… все дальнейшее пойдет легче.

И Рущинский решился. Почти не раздумывая, он схватил со стола первую попавшуюся под руку записную книжку в темно-синем коленкоровом переплете и быстро подошел к Барабихиной.

— Завтра ровно в двенадцать я жду вас у метро «Сокол», — шепотом сказал он. — Если не придете — вот!.. — Он показал записную книжку мужа. — Я вынужден буду… Завтра я верну вам все — блокнот, пластинку, расписки… Жду ровно в двенадцать!

Тася молча кивнула головой. Говорить она не могла.

— Да не волнуйтесь вы, девочка, — уже мягче добавил Рущинский, пряча блокнот в папку. — Всего-навсего одно небольшое одолжение — и вы свободны от всех ваших обязательств, от всех неприятностей. Всего одно маленькое одолжение, о котором никто никогда не узнает, — повторил он, поднял ее руку и поцеловал.

— Кроме того, вы получите очень хороший подарок, очень хороший, — подчеркнул он. — Поймите, в этом спасение и счастье для всех нас — ваше, вашего мужа, ваших родных, мое.

Рущинский умышленно поставил себя в один ряд с именами людей, близких и дорогих молодой женщине. Такой «психологической атаке» его учили в разведывательной школе. По словам инструкторов и преподавателей, такая атака всегда давала отличный результат.

Еще раз кивнув головой, Рущинский взял шляпу и отворил дверь. В полутемном коридоре никого не было, и он беспрепятственно вышел из квартиры.

Хлопнула входная дверь, и этот звук как бы пробудил Тасю. Она заметалась по комнате. «Что делать? Боже мой, что делать? — исступленно шептала она, натыкаясь, точно слепая, на стулья, стол, тумбочки. Ее била лихорадочная дрожь. — Что делать?»

Как неожиданно и быстро все изменилось. Из счастливой, веселой, беззаботной хохотуньи она превратилась в раздавленную, отчаявшуюся женщину. Как было ярко, солнечно еще недавно, утром, — и как все померкло сейчас…