Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

Приближался назначенный час. Ещё несколько дружеских слов, снова напутствия, пожелания, крепкие рукопожатия, и вот уже прозвучал последний приказ командира бригады, отданный в городе Дорнау.

Головной танк круто развернулся на ровной брусчатке и загромыхал вдоль улицы. Одна за другой двинулись к остальные машины.

С балкона комендатуры капитан Соколов долго смотрел на уходящие машины. Вот проходят они, его боевые друзья, и кто знает, когда ещё придётся увидеться с ними! А танки идут и идут по неширокой улице, и немцы останавливаются на тротуаре и провожают взглядом тяжёлые боевые машины. За танками потянулись грузовики с мотопехотой, с бригадным хозяйством. Последней идёт открытая легковая машина командира бригады, который приветливо машет рукой остающимся товарищам. Автомобиль ускоряет ход. И вот уже исчезли, словно растаяли в просторах дальних дорог, боевые машины и боевые друзья. Площадь опустела.

Соколов почувствовал, как на город опустилась давящая, плотная тишина. Будто лежала она на окрестных холмах и ждала лишь той минуты, когда уйдёт бригада, чтобы навалиться на улицы, на дома, на людей, — да такая тяжёлая и гнетущая, что трудно было дышать и хотелось расстегнуть ворот.

Соколов прислушался. Откуда-то издалека ещё доносится гул моторов… Нет… Это только показалось. Ничто уже не нарушит покоя в тихом городе Дорнау. Даже ветер затих. Даже липы не шелестят своими клейкими, нежно-зелёными листьями.

Капитан вернулся в зал. Никого… Только где-то наверху раздаются неторопливые, деловитые шаги. Это, наверно, сержант Кривонос ходит по комнатам верхнего этажа и наводит порядок в хозяйстве роты.

Соколов прошёл в кабинет коменданта. Полковник сидел за столом и, придерживая левой рукой словарь, читал немецкий справочник по экономике Саксонии. Заметив капитана, полковник отложил книгу и улыбнулся.

— Ну вот и попрощались, — сказал он, взглянув на помрачневшего Соколова. — В чём дело, капитан?

— Уж очень резкая перемена… — признался Соколов.

— Да, — согласился полковник, — войну мы выиграли. А теперь надо выиграть длительный, прочный мир.

Он встал и, прохаживаясь по комнате, продолжал говорить, словно размышляя вслух:

— Демократическая Германия — это залог мира в Европе, и способствовать её созданию — дело, понятно, нелёгкое. Скоро в нашей зоне оккупации возникнут различные партии, всевозможные культурные и профессиональные организации, появятся газеты, — Полковник остановился перед Соколовым и посмотрел в его чёрные глаза. — Действовать будем сообща, — продолжал он, — но помогать развитию всех демократических организаций будете именно вы.

Полковник снова зашагал по кабинету, продолжая делиться с капитаном своими мыслями:

— Задача перед нами поставлена, как видите, трудная и почётная. Справимся — честь нам и слава! Не сумеем выполнить дело, которое нам сейчас доверили, — значит, и офицерами Советской Армии недостойны называться. Некоторые мыслят так: офицер — это только воин. Но советский офицер, офицер Вооружённых Сил Советского Союза, — это прежде всего носитель самых передовых идей нашего времени.

Полковник умолк. Соколов, который имел только самое общее представление о характере своей будущей деятельности, подумал, что ему, пожалуй, придётся здесь даже потруднее, чем он предполагал. И снова его охватила печаль, вызванная прощанием с товарищами. Далека, ох, как далека отсюда Родина!..

Словно догадавшись о мыслях Соколова, полковник не спеша подошёл к радиоприёмнику и включил его. Спокойный низкий голос московского диктора, тот самый голос, к которому все эти годы с таким волнением прислушивались советские люди, наполнил комнату.

За тысячу километров от города Дорнау жила напряжённой, деятельной жизнью могучая, великая страна. За тысячу километров отсюда спокойно билось её сердце. И хотя необъятные просторы пролегли между маленьким, аккуратным саксонским городком и далёкой столицей Советского Союза, Соколов внезапно ощутил, что Москва совсем-совсем близко.

Вместе с несколькими десятками тысяч других заключённых Лекс Михаэлис до конца апреля 1945 года находился в концентрационном лагере Заксенгаузен. Узники были отрезаны от всего мира, и, конечно, им не говорили о наступлении советских войск. Но заключённые и без того заметили охватившее охрану беспокойство, а в последние дни до них стали доноситься звуки канонады.