Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

— Боялся…

— Кого же ты боялся? Нас? — с горечью спросила Марина.

Не зная, что ответить, презирая себя, Андрейка снова повесил голову. Что он мог сказать? Хорошо им — они честные, а он… Ему стало так тяжело, что даже слёзы застыли в глазах.

— Я всё о маме думаю, — сказала Марина, — что она сейчас сделала бы?

— Взяла бы ремень… — начала Христина.

— Ты не очень-то! — вскинулся Андрейка. — Мама… — Но, представив себе, какую боль причинил бы он маме, вдруг зарыдал, шмыгая носом и вытирая кулаками глаза. — Я больше никогда… — слышалось сквозь всхлипывания, — никогда…

— Что ж теперь будет? — словно только сейчас поняла всё Христина. — Это же позор на весь свет! Как мы жить-то теперь будем и смотреть людям в глаза?

— Как жили, так и будем жить, — решил Иван, — и в глаза людям будем смотреть… И из Андрея человека сделаем, посмотрим, как он дальше себя вести будет.

— Ох, как это всё страшно, — вздохнула Марина

Андрейка взглянул на неё и глухо сказал:

— А мне, думаешь, не страшно?

У него было такое страдальческое, не по-детски серьёзное личико, что сердце Ивана содрогнулось от жалости.

— Хорошо, думай о своей жизни, — сказал он, — постарайся всё понять… и о маме почаще думай, может, тогда…

Он не сказал, что будет тогда, — всё и без слов было ясно.

— Ну, и покончим с этими разговорами! — сказал старший Железняк.

Страх охватил Андрейку. Он боялся выйти на улицу.

Растерянными глазами он поглядел на сестёр, на брата и сказал:

— Я из дома не выйду.

— Не бойся, — ответил Иван, — они уже в тюрьме.

— Всё равно не выйду, — повторил Андрейка, как будто его выгоняли.

— И правильно! Пусть посидит дома, все свои поступки обдумает и сделает выводы, — сказала Христя.

— Ну ладно! — согласился Иван. — А Кирилла среди своих верховодов ты часто видел?

— Он с нами никогда и не был! — воскликнул Андрейка.

— Почему ты спросил о Кирилле? — Лицо Марины начало медленно краснеть, дыхание перехватило.

— Его тоже арестовали, — ответил Иван. — И как он с такой заразой связался — не понимаю!

— Не может этого быть! — крикнула Марина. — Не может! — Голос её прозвенел, как удар по туго натянутой струне, ещё раз ударить — и лопнет струна.

— Что с тобой? — спросила Христина. — Чего ты кричишь?

— Не может этого быть, — уже тише, с трудом овладевая своими чувствами, движениями, голосом, ещё раз повторила Марина. — Не может!

Марина стояла у окна, никто не видел её лица. Её душили слёзы.

Так вот почему не приехал Кирилл на Донец, вот почему напрасно ждала его Марина! Теперь всё ясно. Но что же делать, что делать?

Первой её мыслью было пойти к Ковалёву, посоветоваться, попросить помощи. Но чем тут может помочь парторг? Нет, помощь надо искать ближе, надо поговорить с Иваном. Неужели он не поймёт и осудит её? Нет, даже ему, брату, никогда не расскажет она о своей любви. Но что теперь делать, что делать?

— Что ты там интересного увидала, Марина? — донёсся до неё словно издалека голос Ивана.

Она поняла, что слишком долго стоит у окна, повернулась.

— Послушай, — сказала она, глядя Ивану прямо в глаза, — ты допускаешь, что Кирилл может быть вором?

— Нет, — горячо сказал Иван, — он не вор. Мы с Бакаем уже к следователю ходили, то же самое сказали.

Марина вздохнула и вышла из комнаты. Как благодарна она брату за этот ясный, убеждённый ответ! Наверное, произошло недоразумение. Придёт время, Кирилла выпустят, и, может быть, когда-нибудь они поедут на Донец и встретятся на том же месте…

А сейчас он сидит в тюрьме, на окнах тяжёлые решётки, стены толстые, — вероятно, метровые, — за ними не слышно ни звука, ни ветра, ни человеческого голоса — тишина, как в могиле. И в этой тишине живёт он, Кирилл, думает, что все на свете его забыли.

Неспокойная была эта ночь в квартире Железняков. Вероятно, одна только Христина спала до утра. Что-то неразборчивое выкрикивал во сне Андрейка. Ивану долго не спалось, а когда наконец дремота навалилась на него, смежила веки, то вдруг стала чудиться бабка Анастасия, превратившаяся в огромного чёрного ворона, — ходит и что-то долбит длинным клювом, рвёт крепкими, как железо, когтями.

А Марина как легла с открытыми глазами, так и пролежала всю ночь.

Утро занялось за окном, бледный рассвет наполнил комнату, становилось всё светлее, яснее стало видно всю знакомую мебель и строгое, побледневшее во сне лицо Христины рядом на подушке. Надо вставать, лежать уже нет сил.