Трибуны наградили победителя громкими аплодисментами, будто взлетела над ними, хлопая крыльями, огромная стая сильных птиц.
Темнота над стадионом сгустилась. Резкий свет прожекторов стал ярче. Иван был доволен, что пришёл на стадион. Для него всегда было что-то непонятно-привлекательное в сухом шелесте ударов перчаток, в командах судьи, в шуме трибун. Он поймал себя на желании самому выйти на ринг, попробовать свои силы. Но тут же, улыбнувшись, отбросил эту мысль. Полетел бы он, должно быть, через канат на землю от одного удара настоящего боксёра… Он поглядывал туда, где сидела Любовь Максимовна, и тогда желание выйти на ринг появлялось снова. Он представил себе, как судья поднимает вверх его руку, руку победителя, а Матюшина на трибуне хлопает в ладоши и кричит что-то неразборчивое, но предназначенное только для него, для Ивана Железняка. Он представил себе это так ясно, будто увидел на экране. Потом опомнился, оглянулся и, презирая себя за глупые фантазии, вслух сказал:
— Дурак!
— А конечно, дурак! — в тон ему ответил Маков. — Этот Горбулин тяжелее его килограммов на восемнадцать. А впрочем, бабушка ещё надвое гадала — знаешь, какой удар левой у этого Климко!
— О чём ты говоришь? — спросил Иван.
— Эх, деревня! И где ты рос, такой неспортивный?
— В Калиновке, — улыбнулся Железняк. — Ну, веди разъяснительную работу.
— Придётся, — вздохнул Маков. — Этот Климко хочет стать абсолютным чемпионом области, а весит он семьдесят два килограмма. Горбулин же весит все девяносто. Чтобы Климко стать абсолютным чемпионом, ему надо побить Горбулина, а девяносто килограммов — это тебе не фунт изюма!
— Отчаянный человек этот Климко, — сказал Иван, уже с нетерпением ожидая появления его на ринге.
Само намерение боксёра очень пришлось ему по душе, и он уже заранее стал на сторону смелого спортсмена.
Судья вызвал противников на ринг. Семён Климко встал в свой угол. Высокий, пропорционально сложённый, он стоял свободно, опершись руками о канаты. Крепкие мускулы его словно переливались под кожей. Его умное лицо в эту минуту казалось сосредоточенным. И лицо Климко, и его манера держаться на ринге очень понравились Железняку. Он желал ему победы от всего сердца.
Противник Климко Павел Горбулин тоже стоял на своём месте. Вероятно, потому, что симпатии Железняка уже определились, Горбулин сразу ему не понравился, хотя ничего неприятного в нём не было. Он казался крупнее Климко, и мускулы у него были рельефнее, и силы, вероятно, намного больше.
— Несправедливый бой, — сказал Иван, уже желая на случай поражения найти оправдание для Климко.
— Пусть не лезет, если несправедливый. — Маков не хотел делать никаких снисхождений. — Но тут никакая хиромантия не скажет, кто выиграет. У Климко второй всесоюзный разряд, скоро, должно быть, первый будет, а этот Горбулин едва во второй перелез.
— Второй разряд — и чемпион? — спросил Иван.
— А как ты думал? Второй всесоюзный разряд — это высокая квалификация. Всесоюзный! Понял?
Начался бой. Крупный Горбулин сразу пошёл вперёд, стараясь всю тяжесть своего большого тела обрушить в одном уничтожающем ударе, он шёл вперёд, и только вперёд, не давая Климко ни секунды передышки, намереваясь прижать его в угол или к канатам, сбить с ног.
Если бы хоть один из этих ударов достиг цели, Климко уже лежал бы на полу. Но сколько ни бил Горбулин, кулак его неизменно пролетал мимо противника, или натыкался на ловко подставленную перчатку, или попадал в плечо, где самый сильный удар не причинял большого вреда.
На этот раз Железняк не пропустил ни одного движения. Он хорошо видел, как Горбулин бросился в атаку, полностью убедившись в безнаказанности своих промахов, не думая о силе противника, стремясь только достать кулаком проклятый неуловимый подбородок. Климко уклонился и от этого удара, но в то самое мгновение, когда перчатка Горбулина пролетела над его головой, он резко послал левую руку вперёд, прямо в грудь противника, и почти одновременно правой ударил его в подбородок. Горбулин пошатнулся. Руки его сразу опустились, ноги стали подгибаться. Он осел и вытянулся во весь рост на помосте.
— В угол! — скомандовал судья Климко и, взмахивая рукой, стал считать: — Раз, два, три…
На трибунах стоял уже не шум, а рёв. Зрители поднялись вместе с судьёю, отсчитывая секунды. Случай, когда противник послабее бьёт более сильного, всегда вызывает азарт у зрителей.
— Десять! — выкрикнул судья.
Читать дальше