Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

— Что тут у вас за шум был? — неожиданно раздался сзади голос Дальгова.

Старик вскочил: «Вот уж не вовремя пожаловал!..»

— Так, ничего особенного. Неприятный визит, — смущённо ответил Болер. — Приходил ко мне один знакомый. Ну, мы с ним немного поспорили.

— Да? — сказал Макс. — Даже на лестнице слышно было. Однако с господином Тирсеном, наверно, иначе разговаривать и невозможно. Я его встретил сейчас, и вид у него был достаточно гневный.

Болеру казалось, что от волнения у него вот-вот разорвётся сердце. Неужели Дальгов слышал, о чём они говорили?

Писатель испытующе взглянул на гостя. Нет, очевидно, он ничего не знает.

Дальгов понял этот взгляд как просьбу объяснить цель своего прихода. Для шахмат было слишком рано. Да и вообще Макс никогда не приходил в такое время.

— Простите, что я вам помешал, господин Болер, — сказал Дальгов. — Но я хотел предложить вам поехать со мной на шахту «Утренняя заря». Там готовится нечто такое, что писатель обязан видеть и знать.

— Я плохо себя чувствую, — сухо ответил Болер.

— На этой шахте, — продолжал Дальгов, будто и не расслышав отказа старика, — один забойщик, есть там такой Альфред Ренике, попробует показать всем рабочим Германии, как надо выполнять двухлетний план. Вы не хотите посмотреть?

— Нет, — решительно ответил старик. — Не хочу.

— Жаль, — сказал Макс. — Такие впечатления когда-нибудь пригодились бы вам.

— Мне уже ничто не пригодится… Что он там выдумал, ваш Ренике?

Вопрос был задан непоследовательно. Болер понял это, рассердился и, не дав Дальгову сказать ни слова, поспешил добавить:

— Всё равно меня это не интересует!

— Жаль, — повторил Дальгов.

Он видел, что старик очень взволнован. Пожалуй, лучше оставить его в покое.

Дальгов хотел уже встать с кресла, но тут взгляд его упал на рукопись. «Гергардт Болер. В советской зоне» — невольно прочёл он на первой странице.

— Вы написали книгу?

Болер смутился. Какая небрежность — оставить рукопись вот так, на столе! Он ответил растерянно и горько:

— Да, я написал книгу, но уже нет на свете такого издательства, которое согласилось бы её напечатать.

— Разрешите мне её почитать. Меня очень интересует, что увидел писатель Болер в советской зоне.

Тут старик неожиданно разоткровенничался. Обида, нанесённая ему Тирсеном, прорвалась наружу, и Болер рассказал Максу всё, ничего не утаив.

Дальгов взял рукопись и стал её перелистывать. Так прошло с полчаса. Потом Макс поднялся и сказал:

— Давайте всё-таки съездим на шахту, посмотрим, как работает Ренике. Может случиться, что вы привезёте оттуда ещё одну главу.

Старик внезапно согласился. Он просил заехать за ним.

Макс Дальгов ушёл, унося с собой рукопись.

Через несколько дней он позвонил Болеру.

— Поздравляю вас, — звучал в трубке энергичный голос Дальгова. — Мы всё уже прочли вашу рукопись. Если разрешите, мы отошлём её в Берлин. Я уже говорил с издательством по телефону, подробно рассказал содержание, и там обещают выпустить книгу через два месяца.

Болер не мог произнести ни слова в ответ.

— Алло! Вы меня слышите? — забеспокоился Дальгов.

— Хорошо, отсылайте, — с трудом вымолвил старик.

Бертольд Грингель по-прежнему поздно возвращался домой. Он уже редко вспоминал о нападении Бастерта, но всё-таки каждый раз невольно осматривался, поворачивая на свою малолюдную улицу.

Однажды вечером, когда Грингель уже подходил к дому, он заметил на крыльце неподвижную мужскую фигуру. Человек стоял возле двери, освещённый небольшим фонарём. Грингель замедлил шаги. Он хотел было повернуть назад, но потом подумал, что злоумышленник вряд ли будет стоять вот так, на виду, а значит, и бояться нечего.

Когда он подошёл ближе, человек сделал несколько шагов к нему навстречу и сказал:

— Здравствуйте, дорогой дядюшка! Я уже потерял всякую надежду дождаться вас.

Грингель опешил от неожиданности. Кто это так фамильярно называет его дядюшкой? Есть у него, правда, брат, а у брата сын, но они живут далеко, в Кёльне, и Грингель не видел их с начала войны. Кто же это может быть?

Он подошёл поближе к фонарю и внимательно посмотрел на гостя. Да, сомнений быть не могло, это действительно его племянник Хорст Грингель. Конечно, он очень повзрослел за эти годы: ему сейчас, наверно, уже не меньше двадцати пяти, а Бертольд помнил его ещё мальчишкой.

— Какими судьбами, Хорст?

Молодой человек обрадовался. Раз Бертольд Грингель не чурается родства, значит, пристанище обеспечено.