Андрей Орлов: Штрафбат. Приказано уничтожить

Двое суток отделение разведчиков сержанта Зорина ползало по кустам, наблюдая за обстановкой в прифронтовой полосе. Навестили хутор, занятый немцами, вернулись с «языком» – вполне разговорчивым обер-лейтенантом Рудольфом Готбергом, заместителем командира дивизиона легких самоходных артиллерийских установок «Wespe». «Язык» в непринужденной беседе поведал, что не любит Гитлера, симпатизирует расстрелянному главарю заговорщиков Клаусу фон Штауффенбергу, имеет двух голодных детишек в Нюрнберге, любимую жену Гертруду там же, и умирать как-то не рвется. А что касается информации по существу, то сведений о готовящемся наступлении советских войск у командования вермахта нет, фронт на данном участке прикрывают два потрепанных пехотных батальона, четыре дивизиона этих самых «Wespe» и батарея самоходных гаубиц «Grille» с неполным боезапасом.

Наутро оба мотострелковых полка после массированной артиллерийской подготовки бросились в наступление, смяли оборону на ключевых высотах и практически сходу взяли Багровичи, потеряв около ста человек убитыми и ранеными. Отступающих немцев не преследовали. Просто отправили вслед тех же разведчиков, доложивших, что те организованно отошли в район Жварина – небольшой деревушки в живописных холмах Прикарпатья. Оттуда доносятся звуки работающей техники, девичьи крики и хор губных гармошек, исполняющих классическую «Майне кляйне». «Эх, – прокомментировал Вершинин, – артиллерией бы отработать гадов, а то для нас – война, а для фрицев – увеселительная прогулка. Слушай, Леха, а может, они не соображают, что до Берлина рукой подать?»

До Берлина, по приблизительным расчетам, оставалось километров восемьсот. Никто не знал, что вся эта долгая история под названием Великая Отечественная растянется еще на восемь месяцев. Провидению было угодно, чтобы закрепившаяся в районе Багровичей дивизия не пошла дальше – в противном случае она угодила бы в котел. В разрыв между 45-й стрелковой дивизией и ее южным соседом, 12-м гвардейским корпусом генерала Рохтина, устремились тяжелые «Тигры» танковой дивизии СС «Мертвая голова», неведомо как оказавшиеся на данном участке фронта.

Это стало громом средь ясного неба! Батарею «сорокопяток» Рохтина смяли за полчаса, рассеяли стрелковую роту, прикрывающую фланг. Десятки танков по широкой дуге – через перелески, поля, овраги, редкие деревни – стали охватывать с юга растянувшиеся позиции 45-й дивизии.

Но немец в сорок четвертом был уже не тот, что в сорок первом. Да и Красная армия разучилась в панике отступать. Резерв Рохтина своевременно прибыл поддержать соседей. В спину немецким танкам ударили их же собственные тяжелые противотанковые гранатометы «Панцершрек». Танки пылали, как веселые пионерские костры. Разбегались экипажи, залегла и стала отползать под плотным огнем пехота. Двенадцать «тигров» чадили страшным черным дымом посреди ромашкового поля. С запозданием открыли огонь противотанковые ружья с другой стороны – нашлись резервы и у генерала Сидельникова. Еще два танка встали и задымились. Остальные отползали, огрызаясь из орудий. Контрнаступление захлебнулось.

Однако терять прославленную, закаленную в боях дивизию немцы не хотели. Под прикрытием артиллерии по полю ползали БРЭМы «Бергепантер», бронированные ремонтно-эвакуационные машины. Цепляли кранами, установленными на платформах, не слишком поврежденные танки, буксировали в тыл. За несколько часов танковые части были отведены за линию фронта, а чтобы русские чего не удумали, в воздух с замаскированного аэродрома в Плюжице была поднята эскадрилья пикирующих бомбардировщиков, которая полчаса утюжила пустую линию фронта, швыряясь бомбами и треща пушками из подкрыльных гондол.

На изломанной передовой установилось шаткое затишье. У соседей тоже не наблюдалось особых наступательных порывов. Помалкивала Ставка. Войска по обе линии фронта зализывали раны, принимали пополнение, настороженно следили за телодвижениями противника. Но в то же время с обеих воюющих сторон велась работа – разведчикам заскучать не давали.

14 сентября третий взвод разведроты капитана Калмакова под покровом темноты убыл в неизвестном направлении, и два дня о его судьбе вестей не было. В расположении роты, расквартированной на западной окраине Багровичей в брошенных жителями избах, царило нервозное ожидание. «На чемоданах сидим», – шутил командир первого взвода лейтенант Нахальцев, с лихвой оправдывающий свою фамилию. Форму не снимали, оружие и снаряжение держали наготове. «Торчим тут без толку, – ворчали рвущиеся в бой энтузиасты. – Кислород зазря поглощаем, углекислый газ выделяем». И, кажется, дождались. После обеда 17 сентября Калмакова срочно вызвали в штаб дивизии. Вернулся капитан через час – деловой, собранный. Провел короткую беседу с командирами взводов, после чего объявил построение в закрытом дворике при полной амуниции. Полсотни бойцов – обученных, обстрелянных, владеющих любым оружием, умеющих думать головой – удивленно повернули головы, когда комроты, отыскав глазами Зорина, поманил его пальцем.