Сергей Маслов - Тайны и судьбы мастеров разведки

— Так все-таки почему?

— А потому, как я понял, что мне предстояло влезть в душу, в личность хотя и родного человека, но безо вся­кого его на то разрешения. Вот я живу, у меня есть своя личная жизнь, какие-то собственные мысли, которые я совершенно не собираюсь обнародовать. Не хочу допу­скать, чтобы кто-то, заинтересовавшись моей судьбой, пришел бы и начал без моего разрешения во всем этом копаться. Но я фактически должен был сделать это в отношении отца.

С другой стороны, я понимал, что если я этого не сде­лаю, то в результате буду гораздо меньше понимать отца, а, значит, и себя. Ведь я, в конце концов, его часть, его продолжение. Вот два этих чувства боролись.

И вы думаете, в личном деле отца—в святая святых — меня ждали лишь радостные открытия? Отнюдь. Времена­ми возникали очень неприятные ощущения. К примеру, я натыкался на установочные материалы, касавшиеся моего отца, его семьи, родственников, которые собирались людь­ми, так и именуемыми в спецслужбах — установщиками. Т.е. это были люди, которые приходили и вели задушевные беседы по месту жительства — с дворниками, к примеру. А может, с соседями. Вопросы, знаете, нехитрые: а как там они себя ведут, а как они живут. Все ответы записывались, подшивались в личное дело. Это было неприятно и трудно читать. Но я через это прошел и не жалею.

Писать — не писать?.. Вопрос вдруг решился в одно­часье. Со мной связались по телефону Владимир Антонов и Владимир Карпов, авторы вышедшей в этом году книги «Тайные информаторы Кремля-2. С них начиналась раз­ведка». В этой книге, между прочим, был впервые опу­бликован краткий биографический очерк о моем отце. Разговор был примерно таким: «Юрий Михайлович, вот мы в издательстве были. Там нам сказали: "А вот про Михаила Матвеевича напишите нам отдельную книгу", — сообщили мне мои собеседники и продолжили: — Мы сказали, что в принципе не против, но пусть уж лучше сын напишет. Возьметесь?..» И в этот момент все мои сомнения куда-то улетучились. Я почему-то сразу согласился. А было это весной 2003 года, совсем недавно.

—В разведке, я уверен, случайных людей гораздо мень­ше, чем среди представителей любой другой профессии. Но случай — я не говорю: случайность — может вторгнуться в судьбу каждого человека. Как же все-таки сложилось, что ваш отец попал именно в разведку?

— Это очень простая история. Отец — еще мальчиш­кой — добровольцем вступил в Красную Армию Когда передовые силы 11-й армии дошли до границы, из них стали формировать пограничные части. Первоначально это были части двойного подчинения, находившиеся в распоряжении как РККА, так и ОГПУ. Но постепенно их передали в ведение чекистов.

Боец Красной Армии Михаил Батурин стал погранич­ником только потому, что его часть стала пограничной. И с самого начала судьба бросила его в пограничную развед­ку. Так случилось, и он пошел. Это, конечно, не разведка внешняя. У нее нет своих резидентур в столицах и других городах сопредельных стран. Она работает в приграничной полосе, но ее интерес тем не менее распространяется не только на нашу сторону, но и на противоположную. Значит, есть агентура, свои люди. Это в любом случае уже была работа разведчика — и оперативная, и аналитическая, и организационная. В общем, жизнь поставила отца на это место. И дело у него пошло.

Воля случая? Несомненно. Но также несомненно, что не только она одна. Руководители отца оказались постарше, побогаче опытом. Они нуждались в помощниках и потому присматривались к рядовым бойцам: кто сдюжит, сумеет, а кто — нет. То есть отбор так или иначе происходил. Пусть отец мог этого и не знать.

— Знакомства даже с краткой биографией Михаила Матвеевича достаточно, чтобы понять: самый напряжен­ный период в его работе разведчика приходится на время пребывания в Турции.

— Совершенно верно. Это без малого семь лет, с мая 1940-го по январь 1947 года. Как вы понимаете, Турция тогда отнюдь не настраивала людей на курортный лад, тем более разведчиков. Контрразведывательный режим в этой стране отец называл драконовским.

Я вам приведу один пример. В конце 1944 года отца вызвали в Москву для доклада. Оказавшись в Центре, он попросил перевести его на другое направление работы. Он, разумеется, не смены обстановки искал. Он объяснил, что, судя по всему, попал под подозрение турецких спецслужб. Он чувствовал это по разным признакам. Турки могли про­следить его связи. А это ставило под угрозу всю агентурную сеть. Ситуация была чревата серьезным провалом.