Михаил Ливертовский - Другая любовь

Все поняли, о чем речь и радостно зааплодировали. Кто-то даже предложил свою «очередь»…

– Правильно! – поддержал замполита командир дивизиона, голос у него был низкий с привычным командирским оттенком, – Наша промашка. Будем исправлять. Как же, как же!.. А сам герой романа еще и рапорта не подавал, хорош гусь! Мы за это его командируем, чтоб женился, успокоил дорогую нам всем подругу. И поскорее. Промедление может девушке дорого обойтись!.. Какой-нибудь… – комдив немного замялся, подыскивая нужное слово, и через короткую паузу выдал его: – «Артист» какой-нибудь подвернется, заморочит дивчине голову, а она сейчас в самом трепетном состоянии («Не ты ли ее до этого довел?!» – комдив посмотрел в мою сторону)… и пропадет наша подруга без нашего боевого товарища, нашего достойного кандидата…» – он многозначительно сжал свой большой кулак, – Правильно я говорю?!

– Пропадет! – подхватило офицерское собрание.

– Или ты это все – не серьезно? – спросил меня комдив.

– Серьезно! – снова хором вместо меня ответили все офицеры.

– И я так думаю… – завершил свою речь комдив. Так, и еще… не надо жертв. Командование возьмет решение этого вопроса на себя. Поручим начальнику штаба, чтоб побыстрее оформил документы. И кого-нибудь в пару подобрал. Ну, как «посаженного», что ли (?) – для поддержки. Чтоб наверняка, – без промашки! А тому-второму, чтоб было по пути – или как там? В общем, – начштаба обмозгует!

Офицерская братия дивизиона возликовала. Все обступили меня. Жали руки. Похлопывали по плечам, по спине. И среди смеха и всевозможных возгласов отчетливо слышались деловые советы, предложения принять подарки для «невесты».

Признаться, меня удивило такое единодушие однополчан. Ну, то, что все знали о переписке – понятно. Но в ее детали, тонкости были посвящены немногие. Да кого-то она мало интересовала. Кто-то посмеивался над этой мистической связью. Кто-то ревновал меня к незнакомке. И такое было! А отношение замполита к моей переписке, к судьбе Зори Лаврентьевой, то, что ему были знакомы тексты, знал их наизусть – меня просто поразило!.. Да я, честно, и не верил в реализацию этого предложения. Уж очень все это походило на театральную постановку…

Но спектакль продолжал развиваться, как по писанному, и пелась песня, как по нотам…

Через два дня проездные документы были готовы. Подобрали мне и напарника из минометного батальона – командира взвода Гришу Крылова, с которым мы были дружны и в боях, и в игре в футбол (уже в мирное время), защищая честь бригады, корпуса на стадионах Чехии, Китая. Ускорили оформление демобилизации моему 38-ми летнему ординарцу ефрейтору Фадеичеву (которого товарищи звали просто: Фадеич). Он должен был возвращаться в подмосковный поселок…

… И комдив, вручая мне командировочное удостоверение «на срочное улаживание семейных отношений», проездной литер, желая удачи, сказал:

– Командиру корпуса эта идея тоже понравилась!.. Ну, если опростоволосишься – не женишься или «гарбуз привезешь» – невеста там откажет – смотри у меня!.. – комдив поднял на уровень моего лица сжатый кулак. Наш командир был украинец, походил на всех запорожцев, вместе взятых с картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», поэтому его кулак был огромен и страшен. Почувствовав, наверно, что он переборщил с угрозой, комдив выделил из сжатого кулака один указательный палец. Пошевелил им. Но и эта «единица» таила в себе немалую опасность…

Я отдал честь: – «Приказ понял! Готов выполнять!» А товарищи бросились успокаивать комдива, заверяя, что никакой осечки быть не может! Все надеялись, а многие были совершенно уверены в исходе.

Товарищи помогали мне собираться, упаковываться… а я уже был там, в Москве!.. Представлял, как я с Зорькой, – сидим рядом и говорим: «… О том, что было. И о том, / Что неизвестной скрыто мглою. / О том, что знать нам не дано, / О том, что чудится зимою, / Через замерзшее окно».

На полночный поезд меня с «посажеными» провожал весь дивизион. За исключением дежурных. Комдив и нач-штаба даже пришли с женами. Товарищи посменно несли вещи отъезжающих. Основная масса старательно протаптывала сильно заснеженную дорогу, чтобы я не устал. «Жених» должен быть свеженьким!» – твердили провожающие. Все-таки от землянки до Разъезда № 74, где предстояло садиться на поезд – было 2 457 метров (артиллеристы любят точность), почти два с половиной километра – первого отрезка пути, длина которого десять тысяч этих самых километров, а на преодоление их уйдет немало дней, ночей…