Михаил Ливертовский - Другая любовь

– Ты чем-то расстроен? Не рад, что сюда приехал?..

Я расхохотался и, выкрикнув: – «Что ты! Зоренька ясная!», сбросил свой роскошный реглан, подбитый невероятно красивым мехом из щипанного хинганского козла, красивую шапку. Ее благосклонная улыбка меня немного озадачила. Но когда она бросилась мне на шею, то сомнения мои враз улетучились, и я прижал к себе желанную крепко – крепко…

И вдруг испугался, отодвинул ее от себя, чтобы рассмотреть – не помял ли что, не сломал ли чего?!.. Рассматривая Зорьку, я спросил ее:

– Тебе не больно?

Крепко зажмурив глаза от удовольствия, она отрицательно закачала головой и тихо добавила своим неповторимым голосом, которым я не перестаю наслаждаться:

– Нисколько, – она показала мизинец, не отмерив на нем большим пальцем – ничего…

Все весенние школьные каникулы мы были неразлучны – ни к кому в гости не ходили, никого к себе не звали – только вдвоем. Даже существует памятный документ.

… Когда после каникул Зоря пошла в школу и дала задание первоклашкам приготовить к следующему занятию рисунки на тему «Как я провел каникулы?», то один ученик предложил уже готовую работу – исполненную на пленере. Хитро улыбаясь, он протянул Зоре тетрадный листок, на котором были изображены: он сам, пускающий бумажный кораблик в весеннем ручейке, а по противоположному берегу ручейка идет его учительница под ручку с «бородатым дяденькой», как выразился юный художник. Кстати, этот рисунок сохранился и всегда представлялся на наших свадебных выставках…

… Мы были неразлучно вдвоем, и вскоре почувствовали себя одним человеком! Это я ощутил, когда Зоря провела несколько часов в школе, а я оставался один… с книгами, очень интересными, с ее бабушкой, еще более интересной, но без Зорьки – мне было худо! Я не сдержался и сказал ей об этом. Она, оказалось, испытала то же самое! И тогда я предложил Зорьке объединиться, так сказать, «в законе». – «Зачем?» – спросила она и добавила: – «Мои родители столько лет провели вместе – вырастили меня с братцем…» – «У меня кроме желания – есть еще приказ!» – ответил я. – «Приказ?» – весело удивилась Зоря и расхохоталась. Я хотел, было рассказать, наконец, на каких условиях нахожусь рядом с ней. О долге, который меня связывает. Об идейной заботе замполита. Об «угрозах» комдива, его «кулачище»!.. Наконец, о «ходатайстве» товарищей. Но, решив, что эта быль может показаться ей шуткой, привел в доказательство необходимости моего предложения – житейски серьезный довод, о котором я неожиданно вспомнил. Дело в том, объяснил я Зоре, что служба моя «протекает» в пограничном районе, и для того, чтобы она могла ко мне приезжать (а я не смогу часто ездить) – нужен обязательно «штамп» в паспорте. Зорька испуганно взглянула на меня и – выкрикнула: – «Ах, вот оно что? Так бы сразу и сказал!» Пробуя, при этом, свой испуг скрасить шуткой, – «Приказы надо выполнять!..» – И о том, почему и как в тот момент я оказался в женихах и, наконец, в мужьях – я поведаю ей через шестьдесят лет! А тогда…

Что-то услышав, почувствовав или заподозрив, младший брат Зори шепнул матери: – «Они что-то затевают…». А мама, по природе своей не терпящая каких бы то ни было неясностей, вбежала в Зорину комнату, где и… застала нас под одним одеялом. Как ни странно, это обстоятельство ее не расстроило, не испугало – наоборот: обрадовало. Может быть потому, что ее с Зориным отцом точно так же застали товарищи-однополчане. Только под одной… шинелью, в окопе, во время Гражданской войны. Она набросилась на нас с поздравительными поцелуями, и мы, придя в себя, после этой приятной, но неожиданной процедуры, сообщили ей: – «Сегодня, в крайнем случае – завтра: мы идем в ЗАГС, потом собираем всех, кто уже вернулся с войны, из эвакуации – сыграем свадьбу. Потому что мне через четыре дня нужно возвращаться в часть!»

К первой половине нашего решения мама, считай уже – теща, отнеслась благосклонно. Во-первых, я ей нравился, во-вторых, мужчина в доме при подрастающем мальчишке-младшем сынишке очень кстати, а на самой «росписи», она наверняка не стала бы настаивать, так-как прожила с отцом своих детей, не оформляя отношений. Да и у бабушки, ее свекрови, хранился документ, которым церковный приход подтверждал, что «при девице Лаврентьевой родился сын Владимир»… и это не помешало ей тоже прожить с отцом Владимира без регистрации до гробовой доски. Но раз мы собрались в ЗАГС, то она отговаривать не стала, – может быть, это в настоящее время и нужно…