Георгий Брянцев - Тайные тропы

Лишь на вторые сутки, в полночь, Раджими удалось достичь аула, расположенного в пограничной зоне. Давно здесь не бывал Раджими, ой, как давно! На горизонте, на светлом небе, вырисовывались зубчатые очертания одного из хребтов — отрогов Копет-Дага.

По улочкам аула весело журчал арык. Раджими нагнулся и припал к воде пересохшими от жажды губами — она была прохладная, вкусная. Напившись вдоволь, он встал, вытер мокрое лицо и огляделся. Как изменилось селение! Кругом разбиты сады, появились виноградники, за кишлаком раскинулись бескрайные хлопковые поля.

В полусотне шагов от кишлака стоял карагач, старый карагач, много повидавший на своем веку. Он рос здесь и двадцать лет назад.

Раджими оперся о его могучий ствол, задумался. Все изменилось, кроме этого карагача, все… Надо искать Убайдуллу, прозванного за его длинные ноги Узунаяком. Сколько раз за свою жизнь Раджими шел на ту сторону, сколько раз возвращался обратно! А что дало ему все это? Нет у него ни дома, ни семьи, ни близких людей.

Убайдулла-Узунаяк… Сколько теперь ему лет? Когда Раджими впервые вывел его на контрабандную тропу, Убайдулле было двадцать лет. Значит, сейчас ему около пятидесяти. Длинные ноги у Убайдуллы! Трудно было шагать за ним по горным тропам.

В последний раз он видел Убайдуллу в тридцать седьмом году. Его трясла лихорадка. Убайдулла вылез из своей юрты, добрался при его помощи вот до этого карагача, и они долго сидели вдвоем, вспоминая прожитые годы. Тогда Раджими не сказал Убайдулле, зачем он приходил. Не сказал потому, что Убайдулла был болен и бесполезен, а теперь… Теперь надо будет сказать.

Раджими поднялся, отошел и оглянулся. Огромная черная шапка карагача сливалась с небом и как бы растворялась в нем. Раджими зашагал к аулу. На противоположном конце его лаяли кем-то обеспокоенные собаки. Прислушался. Ясно услышал шум мотора. Он рос, становился громче и уже покрыл лай собак. Плеснули светом фары по дувалу, и Раджими юркнул в первую попавшуюся калитку.

Машина прошла, оставив за собой тучу густой пыли, от которой на улице стало еще темнее.

Двор Убайдуллы он нашел сразу. Он как стоял четвертым от входа в селение, так и остался четвертым. А вот чинар здесь был один, а теперь целых три. Раджими вошел через незапертую калитку во двор, постучал в дверь. Тишина. Постучал еще раз. Послышались какие-то звуки, и дверь открылась.

Хозяин пытался в темноте рассмотреть гостя и наконец произнес:

— Ой-е! Киик? Какой тебя ветер принес?

Голос принадлежал Убайдулле. Киик — значит «горный козел», и только один Убайдулла, ученик Раджими, когда-то звал его так.

— Салям, друг! — произнес Раджими.

— Салям, — ответил Убайдулла. — Проходи, гостем будешь.

В почти пустой комнате с еще не просохшими после побелки стенами пахло свежей известью. Хозяин внес лампу.

— Там, — Убайдулла махнул в сторону другой половины дома, — все спят. Посидим тут… Ты надолго? Или по пути? Почему ты так бедно одет? Где ты пропадал?..

Вопросов было много, но Раджими некогда было отвечать на них. Он сразу приступил к делу.

— Ты мне нужен, — сказал он тем тоном, каким когда-то обращался к Убайдулле.

— Иначе бы ты не пришел, — усмехнулся хозяин. — Я сразу подумал об этом, как узнал тебя. Говори.

— Проведешь на ту сторону? Убайдулла рассмеялся и покачал головой:

— Ай-яй!.. Все такой же! Зачем тебе туда понадобилось?

— Надо, — коротко отрезал Раджими. Веселое настроение Убайдуллы ему не нравилось.

Но хозяин не хотел, видимо, говорить серьезно: он улыбался.

— Разве ты не слышал моего вопроса? — почти зло повторил Раджими.

— Слышал, — с лица Убайдуллы сошла улыбка, — и жалею, что слышал. С этой просьбой ко мне уже давно никто не обращался.

— И это говорит старый контрабандист Длинные Ноги?

— Они у меня стали короткими… Я обрел себе новую жизнь и про старое не хочу вспоминать.

— Боишься? — усмехнулся Раджими, встал и прикрыл дверь.

— Нет, не боюсь, — спокойно ответил хозяин, — и дверь можешь не закрывать. Все знают, кем был Убайдулла и кем его сделала советская власть… И спасибо ей, что она простила многое Убайдулле и разрешила жить в родном гнезде! И только злой человек может попрекнуть Убайдуллу старыми грехами. А я злых не боюсь, на злых я сам злой.

Раджими понял, что сделал неверный шаг, и быстро изменил тактику. Он знал доброту Убайдуллы и прикинулся несчастным.

— Да, — произнес он со вздохом, — все отворачиваются от старых друзей… Хоть подыхай на дороге, как бездомная собака!