Владимир Першанин - Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!»

Надо хорошо подковать хоть одного из чужаков, тогда остальные наверняка уберутся. Андрей поставил планку прицела на расстояние сто пятьдесят метров. Выстрелил, когда человек перебегал от одного куста к другому.

Снова не понял, попал или нет. Быстрые автоматные очереди прижали его к краю речного откоса. Еще один чужак стрелял из винтовки. Но, судя по суете, сержант в цель попал.

На пустынной дороге показалась крестьянская телега. Ее перехватили и затащили в кусты. А спустя несколько минут выскочил мужик лет пятидесяти и, оглядываясь назад, побежал к мосту. Андрей вел его на мушке, но быстро понял, что это обычный крестьянин. Когда тот приблизился шагов на пятьдесят, сержант крикнул:

– Стоять на месте!

Но крестьянин продолжил бег, только вытянул вперед руки, показывая, что у него нет оружия.

– Вам велели передать, пан прикордонник, скоро конец червонной власти. Приказали сложить оружие, иначе вон на том столбе повесят. Их трое, а вы один.

Мужчина в серой рубашке и поддевке, тяжело дыша, снял картуз и вытер пот с багрового от напряжения лица. Он смотрел на сержанта с ненавистью, с трудом произнося слова:

– Отобрали коня, повозку… там покупки, новые сапоги. Из-за вас все. Вы их товарища сильно поранили. Они вас повесить обещали… на столбе вниз головой. И повесят!

– Сядь здесь и не шевелись, – приказал Андрей.

– Воды бы мне.

– Потерпишь.

А спустя полчаса появилась подмога. Приехали Журавлев и человек шесть пограничников с ручным пулеметом. Санитар Данила Фомиченко осмотрел тело связиста и коротко произнес:

– Умер. Легкое просадило, кровью захлебнулся.

Прочесали кусты и деревья возле дороги. Нападавшие исчезли. Нашли гильзы от винтовки «маузер» и автомата калибра 9 миллиметров.

– Оружие немецкое, – заметил кто-то из пограничников.

– Винтовка могла быть польской, – Журавлев повертел в пальцах блестящую, пахнувшую порохом гильзу. – Поляки еще в двадцатых годах винтовки у Германии закупали.

…Черный день на заставе. Старшина распоряжался приготовлениями к похоронам. В это же время прибыл батальон войск НКВД, оперативники. И вместе с пограничниками двух ближайших застав сутки прочесывали местность.

Николай Мальцев вместе со своим отделением также участвовал в операции. Гора, густо поросшая лесом, была окружена со всех сторон. Цепь бойцов густой гребенкой охватывала склоны, взбираясь на вершину. И хотя люди шли на расстоянии пятнадцати шагов друг от друга, зачастую теряли из виду соседей.

Более-менее проходимые участки соснового леса сменялись зарослями вязов, орешника, колючего кустарника. Склоны в разных местах пересекали промоины и овраги. Спустившись в один из таких оврагов, где даже в солнечный полдень стоял полумрак, Николай с трудом продирался сквозь густую, цепляющуюся за сапоги траву.

Склоны были покрыты мхом, а по дну оврага струился ручей. Сваленная береза, через которую пытался перелезть Петро Чернышов, рассыпалась в труху, а сам он скатился к ручью.

– Николай, – негромко позвал он. – Глянь, что это такое?

Они вышли к истоку ручья, где пробивался из-под земли ключ. Замшелая колода была наполнена темной водой, неподалеку вкопан деревянный крест. С трудом разобрали несколько букв на русском языке.

– Откуда он здесь взялся?

– Еще с той войны, – ответил Николай. – Здесь в Первую мировую бои сильные шли. Ладно, карабкаемся наверх, а то от своих отстанем.

– Тоска в таких местах воевать, – с трудом карабкаясь наверх, пыхтел Чернышов. – Даже неба не видно.

– Оно нигде воевать не сладко.

Ближе к вершине собаки обнаружили схрон. Без овчарок прошли бы мимо и ничего не заметили. Но собака принялась облаивать неприметный бугорок. Его окружили, а один из оперативников нашарил деревянную крышку и с трудом поднял ее.

Из темного отверстия пахнуло сыростью и кислым духом прелой древесины. Николай спрыгнул вниз. Несомненно, здесь жили люди. Нары были покрыты кусками овчины, старыми польскими шинелями. На грубо сколоченном столе стоял закопченный чайник, оловянные кружки.

Под потолком висела керосиновая лампа, нашли также бидон с керосином, кое-какой инструмент, соль, муку и пшенку в рогожных кулях. Лейтенант из особого отдела посветил фонарем в угол. В раскрытом мешке лежали пустые консервные банки, обертки от еды. Лейтенант поднял замасленную тряпку, понюхал ее.

– Масло оружейное. Вот тебе и погребок. Судя по тому, как потолок закопчен, долго здесь жили. Может, зимовали.