Поздно, уже после полуночи, из штаба полка к Игнатову прибыли подпоручик Манев и поручик Генчев.
— Конец, господин поручик! — Манев устало сел на походную кровать.
— Что случилось? — Игнатов по привычке ощупал под подушкой пистолет.
— Война. Русские объявили нам войну.
— Вот оно что! — Игнатов закусил нижнюю губу. — Где полковник? Чего еще ждем? Прежде всего уничтожим коммунистов в полку!
— Полковник в штабе дивизии, — покачал головой Манев. — Радио непрерывно передает сообщение об объявлении нам войны. Пытаются установить с русскими связь, чтобы договориться о перемирии.
— Неужели? — слегка подтянул галифе Игнатов. — А чего же тогда мы здесь ждем? Не сделали ни одного выстрела и уже запросили перемирия. Болгарию угробили, негодяи! — плюнул он в сторону и широко расставил ноги. — А мы что же, здесь стоять будем до тех пор, пока эти вороны нечесаные, — он показал рукой в сторону солдат, — не оторвут нам головы?
— Да, да, и такое не исключено, — добавил гнусавым голосом поручик Генчев. — Ты готов завтра податься отсюда куда глаза глядят?
— Сегодня же, этой ночью, только бы не видеть, в какое позорное положение мы попали! И о чем думает полковник Додев? — обратился он к Маневу. — Хитрит?
— Не знаю, — неопределенно пожал плечами Манев.
— Все немцы уже ушли, и нам давно надо было уйти с ними, — с упреком качал головой Игнатов. — Здесь нам никто не простит…
Они строили планы один нереальнее другого, но так и не пришли ни к какому решению, потому что неясное предчувствие подсказывало им их полную обреченность.
Когда вышли из палатки Игнатова, наступал рассвет. Небо на востоке светлело, слабый и влажный ветер слегка морщинил воды Дуная.
В Джурджу еще дымились пожары, а на противоположном берегу и на пристани стояла тревожная тишина и не было ни одной живой души.
* * *
Восьмого сентября незадолго до захода солнца 1-й батальон с большим шумом, криком и руганью погрузился в эшелон. Каждый стремился влезть первым, как будто кто-то преследовал полк по пятам.
Обозные телеги потянулись вереницей в пыльной колонне по шоссе в направлении казармы.
Эшелон понесся с бешеной скоростью. Колеса размеренно стучали по рельсам. Солдаты все еще толпились в дверях, задумчиво смотрели на гаснущее солнце, и только немногие из них были в. состоянии оценить, что судьба определила им быть не только свидетелями, но и участниками драматических событий, которые откроют новую страницу новой эпохи.
Подпоручик Слановский отказался ехать в вагоне для офицеров, и не только потому, что в последнее время его отношения с Игнатовым накалились и ему не хотелось, чтобы поручик во время поездки мозолил ему глаза, но и потому, что среди солдат он чувствовал себя как в своей, родной среде.
На одной маленькой станции эшелон остановился на втором Мути. Солдаты, не дожидаясь сигнала, к выходу, друг за другом побежали к железнодорожной водокачке на вокзале. Слышались раздраженные крики, звенели пустые фляги, какой-то фельдфебель пытался установить порядок возле водокачки.
Слановский вышел из вагона. Перешел через железнодорожную линию и сел возле сложенных в штабеля шпал. На ясном небе одна за одной зажигались редкие звезды. Кирчо прислушался к песне кузнечика и не заметил, когда к нему приблизился Марин.
— Господин подпоручик, никак не могу вас найти в этой сутолоке. — Он улыбнулся и присел около Слановского на траву.
— А в чем дело? Случилось что-нибудь? — тихо спросил Слановский.
— Перед батальонным комитетом партии теперь стоят новые задачи. Мы не можем понять, куда нас ведут. Ясно, что бежим от Красной Армии, но куда и к кому?
— Ну? — Слановский перевел на него свои синие глаза, и на его гладковыбритом лице засияла непринужденная улыбка.
— Все же на всякий случай надо быть наготове. Считаю, на этих днях мы хорошо поработали. Все ребята были начеку, никто не стрелял в братушек.
— Марин, говорил я тебе еще позавчера, не надо было меня вводить в батальонный комитет, ты-то знаешь…
— Господин подпоручик, оставьте это дело, теперь не время для выяснения отношений. Как бы там ни было, а худшее позади. Скоро разберемся, кто был прав, а кто виноват. И мне было обидно, но что поделаешь, где люди, там и трудности.
— А какие функции будут у нашего комитета теперь? — взволнованно спросил Слановский, тронутый доверием, оказанным ему солдатами батальона.
— Обстановка подскажет, — лукаво подмигнул Марин. — Если гады попытаются что-то предпринять, придется сразу же их брать. Дежурный по вокзалу сказал, что сегодня вечером Красная Армия перешла на наш берег.
Читать дальше