Валерий Поволяев - Русская рулетка

Об этом самом окне и предупредил Костюрина начальник разведки — об окне стало известно гораздо раньше, чем в прорезанной дырке появился первый посланец.

Посланец проник в Питер без всяких приключений, всё прошло на удивление гладко, так гладко, что Шведов, — а первый бросок через окно в Совдепию совершил он, — даже не поверил этому: неужели ничего не произойдёт по дороге и даже не удастся пострелять?

Нет, ничего не произошло. Шведов, который уже полтора года не был в Петрограде, изумлённо оглядывался, всматривался в лица встречных людей и совал руку под полу пиджака, где у него был спрятан маузер. В любое мгновение он готов был выдернуть оружие и открыть стрельбу.

Но стрелять не пришлось. На питерских улицах Шведова также никто не остановил. Хоть и обладал посланец белого зарубежья острым взором, хоть и хвастал иногда, что может различить пулю в полёте, а не засёк неотступно двигавшегося за ним невзрачного человека в кепке-восьмиклинке, тогда входившей в моду в рабочем Петрограде, небрежно помахивавшего прутиком — шлёпал тот человек себя по штанине и засекал всё, на чём останавливал свой взгляд Шведов.

С трамваем Шведов связываться не стал, он рассчитывал только на «свои двои», обутые в крепкие, сшитые из яловой кожи сапоги: прошёл одну улицу, вторую, влился в плотный людской поток, запрудивший третью улицу, свернул на улицу четвёртую — он шёл к профессору Таганцеву.

На четвёртой улице, тесно застроенной длинными, облупившимися за годы Гражданской войны домами, из подворотни — какой именно, Шведов даже не засёк, — вылезла невысокая черноглазая девчушка, похожая на знойную евреечку, окликнула негромко:

— Дядечка!

Шведов стремительно сунул руку под полу пиджака.

— Хлеб есть?

Сощурившись недобро, Шведов произнёс наставительным тоном:

— Хлеб надо заработать.

— Я не бесплатно, дядечка, — воскликнула евреечка и ловким движением подняла платье. Под платьем ничего не было — ни рубашки-комбинашки, ни трусиков, голенький лобок был покрыть едва приметным чёрным пушком.

Шведов брезгливо сморщился.

— Сколько тебе лет?

— Это неважно, — высокомерно произнесла девчушка.

— Довели страну большевики, — Шведов сплюнул под ноги и потопал дальше. Исходила от него некая сила, которая одних притягивала к нему, других отталкивала, жёсткое плоское лицо его часто меняло выражение.

— Дядечка! — послышалось у него за спиной.

Шведов поморщился недобро, обернулся: за ним, неслышно ступая по асфальту ногами, обутыми в самодельные тапки, сшитые из брезента, увязалась евреечка.

— Ступай отсюда! — грозным приказным тоном произнёс Шведов. — Ну!

— Я недорого возьму, дядечка, — умоляющим голосом проговорила евреечка…

— Сказал тебе — ступай отсюда! — Шведов увидел, что у железной ограды, которой был обнесён крайний дом, обломился один прут, ухватил его поудобнее и через мгновение выломал с корнем — сила у Шведова имелась, недаром он по утрам баловался двухпудовыми гирями, — сжав зубы, он завязал прут в восьмёрку и бросил под ноги онемевшей евреечке. — Не ходи за мной!

Девчушка остановилась, всхипнула, а затем презрительно бросила ему вслед:

— Дурак!

Через полчаса Шведов оказался у дома, в котором жил руководитель «Петроградской боевой организации», остановился у среднего подъезда, внимательно огляделся, стараясь не пропустить мимо своего взгляда ни одной детали. Засёк двух старух, вынесших из дома скамейку и усевшихся на неё с двумя поллитровыми банками семечек, — лущили они подсолнуховые семена с такой скоростью, что плотные струи шелухи непрерывно летели в обе стороны — работали старухи, как машины; следом остановил взгляд на цыганке, гадавшей по ладони какому-то работяге, похожему на угрюмого чёрного коня; потом — на стае беспризорников, подбивавших ногами зоску — свинцовый пятак с прикреплённым к нему куском собачьей шкурки, это было сделано, чтобы зоска лучше летала и была управляема; двух подвыпивших мужиков с газетными кульками на плешивых головах — видать, ремонтировали дядьки чью-то квартиру, кульки на бестолковках не держались, постоянно съезжали набок — он ничего не пропустил, опытный человек Вячеслав Григорьевич Шведов, и ничего опасного для себя не засёк.

Стоять, светиться на улице не было никакого резона — те же старухи, любительницы подсолнуховых семян, могут запросто сдать его, и Шведов, в последний раз окинув оценивающим взглядом улицу, неспешно вошёл в подъезд.