Яков Левант - Наследство дядюшки Питера

— Как же это произошло? — тихо спросил Сергей державшего канистр человека. — Разве катера не охранялись?

— Охранялись растяпами! — со злостью ответил солдат. — Видел красавчика с пушкой на боку? Удрал от дождика на веранду, ну, а солдаты, на него глядя, под навесами поховались. Дескать, кто, мол, в такую непогодь сунется…

— Товарищ майор! — окликнули в это время сверху. — Тут вас какой-то старик спрашивает. Немец…

— Пусть подождет до нашего возвращения, — предложил Павел.

— Нет-нет, — поспешно возразил Шильников. — Это, конечно, Гофман… Давайте его сюда!

— Через три-четыре минуты кончаем заправку, — проворчал Павел. — На счету каждая секунда. Что если этот старик имеет целью задержать нас?

— А мы не дадим себя задерживать! — Шильников хотел еще что-то сказать, но впереди уже обозначилась высокая сутуловатая фигура.

Сергей сразу заметил, что свою фуражку немец заменил зюйдвесткой, [10] Штормовая кожаная или клеенчатая шляпа. и уже по одной этой детали догадался о его намерениях. Нет, как видно, старик не собирался удерживать их на берегу!

— Я готов, — спокойно произнес Гофман.

Слова его прозвучали так деловито, просто, как будто с момента, когда он направился на сборы, прошло не несколько часов, а считанные минуты.

«Или он знает о том, что здесь произошло? — подумал Сергей. — Знает и не считает нужным скрывать это?»

Позднее он убедился, что в ту минуту был не так уж далек от истины. Хотя старый моряк и не знал еще об угоне катера, он догадывался об этом. Тревожный звон колокола, всполошивший зазевавшуюся охрану, сказал ему о многом.

Впрочем, как оказалось, не он один проявил такую догадливость. В то время как Шильников, нисколько, видимо, не удивленный его внезапным появлением, рассказывал об исчезновении катера, на берегу послышались возбужденные голоса.

— Куда, куда?!! — раздался тревожный оклик, и вслед за тем несколько человек с шумом сбежали по лесенке. Ветхий причал заколебался.

— Отец, отец! — позвал по-немецки взволнованный женский голос.

— Кристель! — откликнулся старый моряк, и Сергея поразили глубокая нежность и горечь, одновременно звучавшие в его голосе.

Дождь перестал, и небо прояснело настолько, что при звездном свете можно уже было хорошо разглядеть лица находившихся рядом людей. Сергей сразу узнал ту самую девушку, что развешивала белье во дворе, а позднее выбирала сеть. Вблизи лицо ее казалось еще красивее: это была своеобразная суровая красота, которая только выигрывала в минуту скорби и гнева. А в том, что девушка была чем-то разгневана, не могло быть сомнений.

Она схватила отца за рукав тужурки и быстро-быстро о чем-то заговорила. Шильников жестом отослал назад следовавшего за нею по пятам солдата и сам деликатно отошел в сторонку. Сергей, однако, не последовал его примеру. Вся эта история до того разогрела его любопытство, что, пользуясь темнотой, он пытался даже приблизиться к беседующим хотя бы на полшага.

Но напрасно напрягал он слух. Его познания в немецком были еще не настолько велики, чтобы понять произносимую скороговоркой, взволнованную, сбивчивую речь. Единственное, что мог разобрать Сергей, — это «найн», упорно повторяемое время от времени старым моряком.

В это время новый силуэт появился на причале. Молодой незнакомый офицер справился у Сергея о майоре Шильникове.

— Слушаю вас, лейтенант Кругликов, — отозвался майор.

— Вы знаете меня? — удивился лейтенант. — Я собирался… Я хотел просить вас, товарищ майор…

— Хорошо. Вы пойдете с нами.

— Готово, — внезапно произнес Павел. — Пора двигать.

— Пора, товарищ Гофман, — повторил за ним Шильников. — Мы с вами идем в голове, на «Альбатросе».

Сергей увидел, как вздрогнул старый моряк, как мягким, но решительным движением отстранил от себя дочь.

— Яволь! [11] Есть! ( нем. ). — твердо ответил он и следом за майором перешагнул борт катера, на носу которого уже маячили фигуры автоматчиков.

И тут произошло неожиданное. Словно в последней попытке удержать отца, девушка метнулась к катеру, трухлявая доска обломилась под нею, и, не подхвати ее Сергей в последнюю минуту, она исчезла бы под водой.

На какое-то мгновение лицо ее оказалось рядом с лицом Сергея. Странно, он ожидал увидеть в устремленных на него больших, широко открытых глазах благодарность, испуг, быть может, слезы — прочел же в них только ненависть.