Владимир Першанин - Самоходка по прозвищу «Сука». Прямой наводкой по врагу!

День выдался солнечный. Пригорки на южных склонах подтаивали. Лед в речушке, проломленный снарядами и гусеницами танков, перехлестывало течением, вода бурлила, обегая валуны. Сплошной линии обороны с немецкой стороны заметно не было. С утра фрицы, как всегда, высыпали полсотни мин. Одного бойца убило, другого понесли в санбат – крепко осколками нашпиговало.

– Хорошо, Иван? – крикнули из укрытия. – Если нравится, еще добавим.

Ответа немец не получил. Высунувшись, продолжил:

– Почему хлеб с кашей не жрешь? Кончилась еда? Хрен погрызи. А это на закуску.

Пыхнули дымками сразу три миномета, успели сделать по паре выстрелов. Но их подстерегал по приказу Мельникова расчет тяжелого 120-миллиметрового миномета. Ахнул из глубокого окопа раз, второй. Поправил прицел, вложил еще две фугасные чушки весом по шестнадцать килограммов.

– Жрите, сволочи!

Сейчас не сорок первый год. Научились отвечать. Одна из тяжелых мин угодила в цель точно. Фонтаны взрывов видно издалека. Вместе с землей взлетел исковерканный ствол батальонного миномета, что-то похожее на обрубок тела, шипящие, смятые детонацией мины.

– Ну как русский хрен? – кричали теперь наши бойцы. – Еще хотите?

С той стороны промолчали, лишь длинной злой очередью отмолотил пулемет, согнав с брустверов любопытных красноармейцев.

В общем, все шло как обычно. В небе медленно накручивал петли двухмоторный наблюдатель «Фокке-Вульф 189». Когда время его работы закончилось, воздушный разведчик пошел на снижение. Сбросил две «пятидесятикилограммовки» и, набирая скорость, пошел на свой аэродром.

Оптика у наблюдателя была точная, обе бомбы с воем обрушились на позиции артиллерийского дивизиона капитана Раенко. Разнести прямым попаданием орудие с такого расстояния почти невозможно. Но взрыв завалил землянку, в которой спали после ночного дежурства двое бойцов.

Их едва успели откопать, посиневших, едва не задохнувшихся. Кроме того, крупный осколок почти надвое рассек щит орудия, а другой пробил накатник. Вытекло масло, и пушка вышла из строя. Прибежал начальник арттехвооружения полка и обидно отчитал капитана Раенко, которому, несмотря на вчерашние подношения, так и не удалось вернуться на прежнюю должность в штаб дивизии.

– Слушай, ты, герой Раевский! – кричал маленький оружейник, со скрюченной, поврежденной прошлой осенью рукой. – Почему орудия не замаскированы? Они у тебя как сараи торчат. Щиты за три версты видны. Ты вредитель или дурак?

Маленький капитан-оружейник начинал службу еще в царской армии, прошел все ступени и, несмотря на невысокое звание, спуску раззявам не давал.

– Я доложу об оскорблении, – обещал Раенко. – Вы ведете себя по-хамски.

– Ох, работники, мать вашу, – расхаживал вокруг искалеченного орудия капитан. – А ты, лейтенант, почему капонир не углубил?

– Не было приказа, – козырнул в ответ командир взвода.

– Служить только начинаешь, а уже пример с бездельников берешь. Артмастерской у нас нет. Шагай, кланяйся самоходчикам. Впрочем, пусть Раенко идет. Орудие починить, иначе подготовлю рапорт о халатности. А капониры углубить! Немедленно.

Проходивший мимо Карелин удовлетворенно наблюдал, как распоряжается маленький капитан. Раенко догнал самоходчика. Прикуривая папиросу (Карелина не угостил), пожаловался, что оружейник ненормальный. Орет как резаный, будто самый большой начальник.

– Это вы у нас самым большим начальником были, – съязвил лейтенант. – На «виллисе» раскатывали да стволы у пушек белой тряпочкой проверяли.

– Ладно, чего теперь. У вас ведь зампотех есть и мастерская?

– Есть. Только у них работы невпроворот, часть машин повреждены. Ребята всю ночь работали.

– Договоримся, – уверенно отозвался Раенко. – Свои люди.

Он уже забыл, как выстраивал в шеренгу «своих людей»: артиллеристов, минометчиков, ремонтников. Учил уму-разуму как обращаться с вооружением, укрывать и маскировать его, не считаясь со временем. Хотя сам этому так и не научился. Но орден и две медали, находясь за три километра от передовой, заработал.

Обстановка в те мартовские дни менялась постоянно. Уже третью неделю наступали немцы. Но в других местах продолжали продвигаться вперед или наносить сильные контрудары наши войска. Победа под Сталинградом подняла моральный дух частей Красной Армии. Некоторые генералы, особенно из тех, кто держались подальше от передовой и принимали желаемое за действительное, недооценивали силы врага.