В. Павлов - Люди легенд. Выпуск первый

Ребят на нарах совсем разморило. Вокруг посапывали и похрапывали.

И вдруг приехали артисты. Их фронтовую бригаду занесло к партизанам. В комнату вошла певица. Гришин спрыгнул было ей навстречу. Но его опередил Колька Кутузов. Он галантно помог гостье снять запорошенную шубку, отряхнул, поискал спросонья вешалку и швырнул в угол на горку самодельных лыж.

Гришин снова полез на нары, огляделся и грустно усмехнулся.

Певица в голубом крепдешиновом платье и серьгах казалась ему каким‑то призрачным и трогательно неуместным облачком, впорхнувшим в эту казарму из прошлого, из довоенной жизни. А может, она из будущего, из послевоенной?..

Вскоре он уйдет и уведет отряд туда, где не только людям, но и всему живому нечем дышать. Со свойственной ему остротой восприятия он запомнил показанные Дедушкой приказы смоленских оккупационных властей. Приказы тупых и наглых рабовладельцев. Его даже не так поразили повторявшиеся через строчку слова «будет расстрелян» или «казнь через повешение» —чего уж ожидать от фашистов? — как педантичные повеления, вроде: «Коровы с теперешнего дня должны пастись все вместе под наблюдением пастуха с удостоверением от военной комендатуры», «собаки должны быть на цепях. Бродячие будут убиваться!!» В приказе № 1 значилось: пункт двенадцатый: «Все эмблемы Советской власти и знаки Коммунистической партии должны быть устранены». «Все голуби на территории… должны быть собраны, сданы и подвергнуты уничтожению».

Как он презирал эту тупую, ползущую по земле коричневую смерть, как ненавидел ее и как готов был с ней сразиться за все — за людей и голубей, за солнце и свободу.

А тут, как бы на прощание, в казарму впорхнуло это облачко из того прекрасного живого голубиного мира, которому еще год назад открывалось его молодое сердце.

— Тише, ребята! — сказал он совсем как в школе, хотя было и без того тихо.

А певица поправила серьги, посмотрела вверх на свешивавшиеся с нар лохматые головы, заметно оробела, но привычно прижала к груди пальцы в кольцах и запела старинный романс:

Высокий дискант не помещался в казарме. Голос срывался, гармошка не попадала в такт. Слова романса были до смешного нездешние.

— Потихоньку, это чтобы фрицы не услышали, — шепотом прокомментировал Дулькин.

Гришин сердито покосился на него. А певица закашлялась. Кутузов ткнул кулаком Диму Архипова.

— Васька, сделай потихоньку дамочке гоголь–моголь!

Кто‑то хихикнул. Другие насупились. И вдруг в неловкой тишине Гришин с грохотом спрыгнул с нар.

— Ничего, ничего! — сказал он каким‑то новым для всех, «гражданским» голосом. — Накурено здесь… А раз так, — он подмигнул гармонисту, — давай пока русскую! Эх!

Гришин лихо хлопнул по подошве, оттопырив локти, прошел круг, остановился возле певицы и, вертя плечами, согнулся в церемонном поклоне. Певица смущенно улыбалась, но Гришин не отставал. Чуть не наступая ей на носки, он выбивал чечетку.

— Давайте! Давай, давай! — загремело с нар.

И певица вдруг выхватила из рукава платочек.

— Ну ладно, по–смоленски! Эх ма! — и неожиданно легко пошла с места в присядку, а потом выпрямилась как струна и — на каблучках, с припевкой:

— Смотри, свой баба! — крикнул Кутузов, расплываясь до ушей и кубарем скатился с нар…

Уже со всех сторон вокруг певицы приседают, крутят винты, точат чечетку парни. А она совсем освоилась:

Надрывается гармошка. Скрипят половицы и нары. Грохочут на полу лыжи, звенят стекла. Гришин искоса поглядывает из угла. И вдруг, как выстрел, раздается его голос:

— Сми–рр–но!

Входит Дедушка.

…Пляшет и воет поземка. Отряд с лыжами на плечах выстроился на улице. Ноги уже ушли по щиколотку в снег. Соседнего забора не видно. И столба не видно. Подвешенный прямо к небу, раскачивается тусклый фонарь.

Под ним, опираясь на палочку, стоит Дедушка. Пожилой москвич, инженер одной из проектных организаций, Василий Исаевич Воронченко — сердцем поэт. Гришин помнит, как на первом тайном совете в его доме Дедушка сходу «крестил» партизанские отряды романтическими названиями. Теперь Дедушка только что закончил напутственную речь.

— Вот так‑то, ребятки, действовать будете на северо–западе Смоленщины. — Он постучал палкой по невидимому столбу. — А как же вас назвать?