Александр Чаковский - Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе

Наконец я добралась до четырехэтажного дома под тем самым номером, который был указан в записке Суровцева.

Возле открытых ворот прохаживался часовой. Я разглядела несколько стоявших во дворе полуторок и обрадовалась: значит, часть, в которой служит Суровцев, располагает машинами. Подошла к часовому, держа свою сумку так, чтобы он мог видеть красный крест, и спросила:

— Товарищ боец! Мне нужен капитан Суровцев, где я могу его найти?

Часовой осмотрел меня с ног до головы, задержал взгляд на сумке:

— Медицина?.. В наших делах она не требуется.

Я не поняла, что он хотел этим сказать, и снова спросила:

— Где капитан Суровцев?

— Вот в тот подъезд иди. На второй этаж.

Я направилась к подъезду. Он никем не охранялся. Вошла, приоткрыв висевшую на одной петле дверь, и стала подниматься по лестнице. В темноте столкнулась с кем-то спускавшимся вниз, спросила:

— Как пройти к капитану Суровцеву?

— Первая дверь налево, — ответил человек.

С того мгновения, как, взглянув на выпавшую из моего кармана записку, я вспомнила о Суровцеве и о том, что он предлагал мне свою помощь, я ни секунды не подумала о самом Володе… Но теперь, оказавшись перед его дверью, вдруг со всей отчетливостью представила себе, что сейчас увижу его и что он, несомненно, решит, будто я пришла только для того, чтобы встретиться с ним… Эта мысль промелькнула в моем сознании мгновенно, пока я без стука открывала дверь…

В маленькой комнатке за столом, спиной к двери, сидел человек в полушубке и разговаривал с другим, лица которого мне тоже было не видно.

— Товарищ Суровцев! — негромко произнесла я.

Сидевший ко мне спиной обернулся — лицо его было мне незнакомо. Зато теперь я увидела, что напротив него сидит одетый в меховую безрукавку Суровцев.

— Товарищ капитан… — шагнула я к нему.

Несколько секунд Суровцев смотрел на меня растерянно, потом вскочил из-за стола.

— Вера? Вы?!

Тот, второй, тоже поднялся и отошел к стене.

— Вера! — повторил Суровцев. — Неужели это вы! Я сейчас. — Он обернулся к человеку в полушубке: — К двадцати четырем ноль-ноль норма должна быть выполнена. Подрывников оставьте на объекте. Ясно?

— Слушаюсь, товарищ капитан, — ответил тот. — Разрешите идти?

И поспешно вышел из комнаты.

— Вера, как я рад, что вы пришли, — сказал Суровцев, подходя ко мне. — Я уж и надеяться перестал! А сам второй раз заходить не решался…

— Володя, милый, — проговорила я тихо, — у меня к вам просьба, огромная просьба… Умер человек… очень дорогой мне человек. Старый ленинградский архитектор… Я не знаю, где и как его похоронить. Нужна машина. Я подумала, что, может быть, вы сможете достать грузовик…

На лице Суровцева появилась горькая усмешка. Он спросил:

— Где умер?

— Дома, у себя дома!

— А где его дом?

— На Мойке.

— Не мой район, — проговорил Суровцев.

Я не поняла.

— Какой район? Почему не ваш?

— Как вы сами-то живете? — не отвечая на мой недоуменный вопрос, спросил он. — Как мама?

— Она умерла, Володя… О себе я расскажу потом, а сейчас, если можете… я очень, очень прошу…

Суровцев подошел к двери и крикнул:

— Дежурный! Спецфургон, гроб и двух бойцов на выезд!

Вернулся и сказал:

— Я не уверен, есть ли у нас гробы… Кажется, не осталось. Машина будет минут через десять… А кто он вам, этот архитектор? Родственник?

— Да, да, — кивнула я. Мне почему-то показалось, что я должна ответить на этот вопрос утвердительно.

— А там, в квартире, кто-нибудь есть?

— Да, конечно, там один майор дожидается, мы с ним зашли Федора Васильевича проведать, а он… мертвый!.. Ну, а мы не знаем, куда, на какое кладбище его везти, ни я не знаю, ни Звягинцев.

— Кто?! — воскликнул Суровцев.

И только тогда я вспомнила, что он знаком с Алексеем, что они где-то вместе служили.

— Да, да, Звягинцев, — подтвердила я, — он вернулся в Ленинград, и мы встретились…

— Так, значит… — тихо проговорил Суровцев и не окончил фразы.

— Ну, а как вы, Володя? — переменила я тему, ощутив вдруг неловкость. — Рука, я вижу, совсем зажила! Вы тогда нам столько хлопот доставили своим бегством…

— Извините, другого выхода не было.

— Меня тогда начальник госпиталя так отчитывал, — продолжала я, чтобы чем-то заполнить эти десять минут ожидания, — а я его убеждала, что вы на фронт, в свою часть ушли, ведь верно?

— Да, верно.

— А теперь, значит, получили назначение в Ленинград?

Он молча кивнул.

— Я вижу, вы стали большим начальником, — сказала я, стараясь, чтобы слова мои прозвучали дружески и шутливо.