Владимир Монастырев - Рассказы о пластунах

— Наздар! Наздар!

Ночью был получен приказ оставить плацдарм. До рассвета успели переправить всех, кроме одного взвода, который прикрывал переправу. Под утро немцы рассекли взвод на несколько частей, и практически плацдарм перестал существовать.

Четверо пластунов во главе со старшим сержантом Жежелем укрылись в каменном сарае, что одиноко стоял в сотне метров от крутого берега. Крыши на сарае не было, стену в двух местах пробили снаряды. Когда рассвело, сюда пришел парторг батальона младший лейтенант Поплавский. Он принес автомат и планшетку командира взвода. За парторгом прибежала большая рыжая собака с вислыми ушами.

Поплавский прислонил к стене автомат, пилоткой отер небритые, ввалившиеся щеки и высокий, с большими залысинами лоб. Жадно глянул на цигарку в руках старшего сержанта и, глотнув слюну, попросил:

— Дайте докурить.

Жежель вежливо оторвал мокрый кончик самокрутки и протянул Поплавскому.

Парторг взахлеб затянулся два раза, не выдохнув дыма, сказал:

— Лейтенант Губарев убит.

— А остальные где? — спросил старший сержант.

— Кто прорвался к берегу, вплавь на ту сторону пошел.

— А вы чего же вплавь не пошли? — В голосе Жежеля младшему лейтенанту почудилась неприязненная усмешка. «Не добром он меня поминает», — отметил про себя парторг. Ответил сухо и коротко:

— Не умею.

Из ноздрей у Поплавского шел дым. В двух шагах от него стояла рыжая собака и слегка помахивала большим хвостом.

— Это откуда? — опросил Жежель, косясь на собаку.

— Пристала в овраге, когда сюда пробирался… Иди ко мне, Жучка, — младший лейтенант причмокнули хлопнул себя по колену. Собака отчаянно закрутила хвостом и, припав на все четыре латы, подползла к Поплавскому.

— Ишь ты, — усмехнулся старший сержант, — на полусогнутых умеет. Жуч… тьфу, да это ж кобель, а вы его дамским именем окрестили.

Поплавский потрепал собаку по загривку и смущенно проговорил:

— Ну, пусть будет Рыжик. Хороший пес.

— Голодный, — Жежель полез в карман, достал кусок хлеба и бросил псу. Тот поймал хлеб на лету, лязгнув зубами. Проглотил и, не отрываясь, продолжал смотреть на руку старшего сержанта. А тот, уже не обращая внимания на собаку, озабоченно опросил: — Что делать будем, товарищ младший лейтенант?

— Надо продержаться дотемна. Ночью, думаю, пришлют за нами лодку.

— До ночи не продержимся.

Казак, стоявший у пробоины, крикнул:

— Немцы!

— К бою! — скомандовал Жежель.

Гитлеровцы, шли вдоль берега, чуть пригнувшись. В невысокой росной траве за ними оставались темные следы. Солдаты открыли огонь, и немцы залегли.

В это время от берега прибежал ефрейтор Косенков.

— Что там? — спросил Жежель.

— Под кручей есть площадка и пещера, там не достанут — зашептал Косенков, будто немцы могли его подслушать.

— Будем уходить под кручу, — Жежель повернул голову к Поплавскому. — Как смотрите, товарищ младший лейтенант?

Спросил так, для порядка, а решение уже принял.

Поплавский пожал плечами.

— Что ж, давайте уходить под кручу.

Пластуны по одному перебегали от сарая к обрыву и скрывались под кручей. Жежель был последним. По нему стреляли. Не добежав нескольких шагов до обрыва, он упал. Приподнялся, снова упал и на четвереньках пополз к обрыву. Тяжело, мешком свалился на тропу. Тут его подхватили казаки и повлекли вниз, к площадке перед входом в пещеру.

Немцы вышли к обрыву, но спускаться на тропу не рискнули, только стреляли из автоматов и кидали гранаты. Они рвались на каменном склоне, и в реку падали с громким плеском земля и осколки камня.

Старший сержант был ранен в грудь, хрипел, трудно дышал, и на губах у него вздувались розовые пузыри.

— Задето легкое, — сказал Поплавский. Он сам перебинтовал Жежеля и велел отнести его в пещеру, поглубже.

Немцы продвинулись вдоль обрыва и стали кидать гранаты так, что они ударялись о стену возле площадки.

— Все в пещеру, — скомандовал Поплавский.

И вовремя: едва успели они углубиться в темное чрево пещеры, как на площадке разорвалась граната.

Михаил Семенович Поплавский до войны был режиссером в одном из киевских драматических театров. Когда началась война, он пошел в армию добровольцем, окончил краткосрочные курсы политсостава и получил назначение — парторгом госпиталя. С госпиталем отступал, с ним и эвакуировался в Среднюю Азию. Но там ему не сиделось: стал энергично проситься на фронт. Дело дошло до начальника Политического управления округа.