Андрей Баширов - По ту сторону Гиндукуша

Огорченный Иджаз немного покашлял, хлебнул чаю и соврал своим обычным голосом, что вчера-де слишком долго говорил со знакомым муллой на божественные темы, из-за чего сейчас у него побаливает горло.

— Впрочем, — добавил он, — это не помешает нашему разговору. Действительно, вы правы — мы должны в полной мере и к наибольшей выгоде для нас использовать приезд сюда русского генерала. Что для нас самое важное? Заставить Москву отказаться от поддержки Наджиба, вот что. Это будет не так просто сделать — Советского Союза больше нет, верно, но осталась инерция, которая будет побуждать руководство новой России следовать прежней политике, хотя бы какое-то время. Вы не понимаете, что такое инерция? Хорошо, сейчас объясню… — Иджаз с чувством собственного превосходства растолковал смысл красивого английского слова, которое он вставил в Тевою речь, чтобы лишний раз произвести особое впечатление своей ученостью на неграмотною Мангала. — Необходимо, чтобы период этой инерции был как можно короче. Нам надо чем-то поманить генерала, и наш мудрый лидер Раббани хотел бы предложить своему брату Хекматияру подумать о следующем — и у вас, и у нас есть немало русских пленных…

— Э, ну и что же? — нетерпеливо перебил Мангал. — Не думаете ли вы, что эти пленные для русских такая ценность, ради которой они бросят Наджиба?

— Нет, конечно. Сами по себе они для Москвы ничто. Дело в другом — их освобождение добавило бы Ручкину немало популярности у него дома. Это для генерала весьма важно — он рвется к власти, мнит себя будущим президентом России, а популярность в народе и в парламенте для этого вещь совершенно необходимая. Представьте, как на него будет смотреть общественность — заслуженный боевой генерал, воевал в Афганистане и, благородный человек, не забыл о русских парнях, которые томятся у нас в плену. Мы, когда были в Москве, это очень хорошо заметили, как и то, что генерал мнит себя тонким знатоком международной политики и афганских дел в том числе. Прекрасно! Пусть продолжает так и считать, а мы должны его в этом мнении укрепить. Он ведь говорил нам в Москве, что моджахеды — это афганский народ? Говорил! Ну, раз так, то пускай осудит Наджибуллу как узурпатора и коммунистического изверга, нас поддержит, а мы ему за это пленных пообещаем отдать.

— То есть поманим его, как осла морковкой? Неплохо, неплохо! — сообразил Мангал и с оживлением поинтересовался:

— А как насчет денег?

— Вы имеете в виду репарации за войну в Афганистане? И об этом скажем! Между прочим, доверительно сообщаю вам, — понизил голос Иджаз. — Наши пакистанские друзья хотят предложить русским — во время визита генерала или позже, как получится — отдать им пленных в обмен на большую партию оружия — где-то на миллиард долларов. Этим оружием они поделятся с нами, а мы пообещаем снять наше требование о репарациях. Пусть себе думают, а пленные посидят у нас, сколько нам будет надо.

— Что-то сомнительно! — заворчал Мангал. — Неужели он такой…

— Да, да, именно такой, — поспешил сказать Иджаз, чьему уху было бы неприятно грубое слово, которое явно собирался произнести Мангал. — Если все же этот вариант у нас с генералом почему-то не пройдет, то надо его заставить хотя бы еще раз заявить, что власть в Кабуле должна принадлежать нам. Этого будет пока достаточно. Отталкиваясь от этого, мы шаг за шагом будем наращивать давление на Москву, пока не добьемся своего. Главное, чтобы в это дело не влез бы их МИД или КГБ. Впрочем, к счастью для нас, генерал настолько уверен в своей мудрости, что слушать их все равно вряд ли станет.

— Очень хорошо! — обрадовался Мангал. — А пленные? Отдадим все же их или нет?

«Вот ведь тупица!» — подосадовал Иджаз и спросил:

— Зачем? Я ведь уже вам говорил — нам-то торопиться не к чему, а если и будем отдавать, то, конечно, не всех сразу, а по одному-два, чтобы постоянно разжигать у русских аппетит. А можем и вообще никого не отдать — нас ведь наши обещания ни к чему не обязывают, поскольку неверного обмануть не грех, и мы останемся чисты перед лицом Аллаха и пророка нашего Мохаммада, да пребудет его душа в мире.

На столе у Андрея Васильевича зазвонил телефон.

— Зайдите ко мне быстренько, — услышал он в трубке голос посла.

— Ну вот, — встретил посол Андрея Васильевича в дверях своего кабинета, — дождались наконец. Я только что из МИДа. Пакистанцы говорят, что генерал Ручкин приезжает завтра вечером в Лахор из Тегерана. С ним целых тридцать три человека, но, кажется, ни одного нашего мидовца нет. Впрочем, это понятно — Союз только на днях развалился, а с ним и МИД тоже… Все равно, могли бы нам как-нибудь сообщить, что делегация прибывает. Ведь это нешуточное дело — полномочный представитель правительства России едет, а мы об этом узнаем только за сутки, да и то от пакистанцев.