Владимир Першанин - Я – бронебойщик. Истребители танков

Я выпустил еще пять пуль, стрелял и Родион Шмырёв. Думаю, мы вывели «Безу» из строя. Я видел, как брызгали искры от наших попаданий, но разбить тяжелый пулемет мы, конечно, не смогли.

Зато на нас обрушились сразу два-три миномета. Взрыв согнул ствол ПТР, торчавший из окопа Шмырёва. Родиона и его второго номера контузило.

Хуже пришлось расчету трофейного МГ-34. Мина разбила его прямым попаданием. Погиб опытный сержант-пулеметчик. Его помощника тяжело ранило осколками.

Вскоре все затихло. Торопливо унесли в санчасть потерявшего сознание раненого. Родиона Шмырёва и его помощника я отправил в сопровождении Паши Скворцова. Ребята почти оглохли, у Родьки текла кровь из уха. Оба шли шатаясь, их поддерживал Паша.

Когда все затихло, снова появился Ступак. Глянул на обломки пулемета, согнутое дугой противотанковое ружье. Двое ребят выбрасывали из окопа пропитанный кровью пласт земли, клочья одежды, сплющенные гильзы.

– Повоевали, Юрий Ефремович, – моргая, грустно сказал старик Черников. – Моего сержанта, как сито, издырявило, вон лежит под шинелью. Лучший пулеметчик в роте был. А троих в санчасть отправили.

Прозвучало с явным укором. Комбат ответил, словно оправдываясь:

– Война ведь, Филипп Авдеевич.

– Сегодня можно было и без стрельбы обойтись.

Ступак ничего не ответил, глянул на меня:

– Уничтожили сучку?

– Нанесли повреждения. Погибший сержант двоих фрицев из расчета уложил.

Капитан не спросил, насколько тяжело ранены и контужены трое других бойцов. Просто повернулся и пошел в свой блиндаж.

Позже я узнал от телефонистки Лены, что командир полка Рекунков выговаривал по телефону комбату:

– Ты чего в такой день шум затеял? Забыл, что делегация к нам приезжает?

– Чешскую пушку-пулемет накрыли. Достала гадина. Ну, и двух фрицев заодно прихлопнули, чтобы рот на наш праздник не разевали.

– Больше не шуми. Через пару часов приедем с представителями из Ташкента. Обеспечь их безопасность, иначе с нас головы снимут.

Настроение комбат мне безнадежно испортил. Я сходил к Черникову, немножко поболтали, выпили граммов по сто. Разгорячившись, обругал Ступака:

– Решил дуэль затеять. Хотя бы в праздник мог без фокусов обойтись!

Филипп Авдеевич рассудительно заметил:

– Если фрицев не уничтожать, войну никогда не закончим. Может, и правильно дал германцам понять, что тоже умеем бить. Хуже, когда в лобовую атаку гонят. А эта пушка давно напрашивалась. Сколько наших ребят угробила!

Мне не очень понравилось, что самый авторитетный сержант в роте защищает неуемного комбата. Но спорить не стал. Как и другие, я уважал Филиппа Авдеевича.

Та часть узбекской делегации, которая приехала в наш полк, состояла из трех человек. Два дородных начальника, в полковничьих шинелях, но без знаков различия, и старик-аксакал в национальной одежде. Их сопровождал на передний край комиссар полка и его помощник Трушин.

Комиссар боялся, что высокие представители угодят под мины, и все время их торопил. Узбекские начальники в шинелях кивали в знак согласия. В траншеях они чувствовали себя неуютно. Но старик с редкой седой бородой не спеша обходил траншеи, жал руки бойцам, благословлял их.

По-русски он говорил с сильным акцентом. Чувствовалось, что старик – уважаемый в республике человек, и трое толстяков (включая комиссара) послушно шагали следом.

Остановившись возле нас, старик с любопытством оглядел длинные противотанковые ружья.

– Это против вражеских танков, – определил он. – Какие смелые аскеры! Из ружей стреляют по танкам. Тяжело приходится?

Вопрос был обращен ко мне, но ответил комиссар полка:

– Трудно было в сорок первом. Сейчас мы дали фашистам прикурить под Москвой. Будем и дальше их гнать.

Однако от проницательного взгляда старика-аксакала не укрылась наша потертая военная форма, стоптанные ботинки с обмотками, множество воронок вокруг.

– На страну напал опасный враг, и победят его люди, сильные духом, – медленно подбирая слова, говорил старик. – И я вижу здесь таких людей, которые раздавят завоевателей, как ядовитую змею, которая вползла в мирный дом.

Немцы не дремали и открыли огонь из минометов. Делегация по настоянию комиссара спешно удалилась. Затем отобрали по заранее составленным спискам с полсотни представителей от батальонов и отдельных рот. На поляне для политзанятий состоялся митинг.

Узбекские чиновники в полковничьих шинелях впечатления на меня не произвели. Один из них прочитал по бумажке короткую речь с набором стандартных фраз. Более эмоционально выступил старик-аксакал. Он обращался к нам так: «Дети мои…», и в этих словах не было рисовки.