Борис Земцов - Добровольцы

Ложь Кости была неумелой и неубедительной. Через двадцать лет после гибели Константина его мать рассказывала мне, что, провожая сына, предчувствовала что-то недоброе. Трагический финал югославской «командировки» предвидел и отец Кости. На Киевском вокзале он шепнул бывшей жене: «Костю больше не увижу…»

Еще одна иллюстрация к вечно существующему и никем не объясненному феномену, мистике все видящего и все знающего родительского сердца.

Несколько месяцев спустя сербы взяли поселок, на окраине которого в случайной яме были погребены тела Володи Сафонова и Дмитрия Попова. Русских добровольцев перезахоронили на вышеградском кладбище.

Двадцать лет спустя довелось снова побывать на кладбище в Вышеграде. Сейчас это воинское кладбище, отведенное для захоронения всех павших на сербских фронтах 1993–1995 гг. Ровные ряды лаконичных черно-белых очень красивых памятников. В центре монументы, на которых хорошо знакомые лица. Лица моих однополчан. Это могилы русских добровольцев, погибших 12 апреля 1993 г. Володя Сафонов, Дима Попов, Константин Богословский. Здесь всегда идеальный порядок, всегда живые цветы. Спасибо энтузиастам из Правительства Республики Сербской, спасибо активистам ветеранской организации «Завет», спасибо сербским патриотам. Лозунг «Ничто не забыто, никто не забыт» и понятие «благодарность русским братьям» для них не дежурные фразы, а руководство к действию, конкретные хлопоты и сердечная забота. А еще совсем недавно (спасибо российскому предпринимателю Илье Юрову) на этом же кладбище поднялся красавец обелиск, посвященный всем русским добровольцам, павшим в той войне на территории Боснии. И у его подножия всегда живые цветы!

Похоже, эмоциональные перегрузки, что судьба сполна отвалила Вадиму в его «югославской командировке», необратимо сказались на его психике. Несколько лет назад узнал, что парень, вернувшись домой, не раз лечился от душевных недугов, а потом и окончательно «съехал», потерял рассудок.

Вот оно, еще одно подтверждение старой истины о том, что война убивает не только пулями и снарядами, что существуют мины замедленного действия, с конструкцией которых надо разбираться не саперам и взрывникам, а психологам и психиатрам.

Груз двести (армейский жаргон) — гроб с телом погибшего.

Книга еще не была целиком издана, в газетно-журнальной периодике только начали появляться ее отдельные фрагменты, а кое-кто из моих друзей уже всерьез критиковал меня за описание боя за высоту Заглавок: «Ну какое же это сражение, когда один спать завалился, а другой оторвался, чтобы желудок набить… Ты подредактируй, исключи эти отрывки… Для общей стройности сюжета, ради общей идейной правильности…» Признаться, я даже растерялся, услышав подобное. Но спорить, тем более редактировать, не стал. В настоящей, не «книжно-киношной», войне все тесно переплетено-перепутано: бесстрашие и глупость, героизм и истеричная бравада, скучная повседневная «бытовуха» и высокие эпические озарения. Что же касается того боя, тут ни убавить — ни прибавить. Действительно, это было: забылся коротким, но крепким сном Сашка Ф. за бруствером справа от меня. Правда, самого меня «пробило» на еду. По большому счету, на общей картине боя это нисколько не отразилось. Сашка заснул на четверть часа, когда вести огонь от него не требовалось. Я жевал свой бутерброд (кстати, половину отломил и передал соседу Сереге), не переставая заниматься главным — поливать свинцом свой участок и участок, что первоначально был закреплен за Серегой-Пожарником. Возможно, все это (и богатырская дремота соседа справа, и собственный аппетит) было разновидностью какого-то шока, следствием защитной реакции нервной системы на экстремальность ситуации. Человеческая психология в минуты смертельной опасности часто преподносит сюрпризы, которые даже специалистам непросто объяснить и классифицировать.

С предсказанием по поводу «долго жить» Серега, похоже, промахнулся. «Долго» для него оказалось втрамбованным в отрезок времени длиной всего в восемнадцать лет. В считаные дни до Нового 2012 г. Сереги не стало. Отказала поджелудочная железа. Помню его похороны. Помню его лежащим в гробу. Почему-то тогда он показался помолодевшим, с разгладившимися морщинами. Если бы не закрытые глаза и не бумажная полоса с молитвой на лбу, можно было сказать, что он — совсем такой же, каким был на высоте Заглавок 12 апреля 1993 г., когда лежал слева от меня за мшистыми камнями и набивал патронами рожки для моего автомата. Да будет земля тебе пухом, раб Божий Сергий!