Сергей Аксу - Возвратимся мы не все

– Спасибо, Пал Семеныч, к пиву в самый раз будет! До свидания, дорогая Мариванна! Не печальтесь, все будет хорошо!

– С богом, сынки! Приезжайте к нам летом! Рыбалка у нас на Урале отменная! Мы с Федором такие места вам покажем!

– Спасибо за хлеб-соль!

– До свидания!

– И вам спасибо, родные! Молиться за вас буду! – плакала у калитки мать сержанта. – Всего доброго вам и вашим семьям! Счастливого пути!

В Орске распрощались с раненым майором и чеченцем Исой и покатили дальше. В родной город въехали на следующий день под вечер. Уже горели на улицах фонари.

– Иван, давай сразу заедем к Пашутиным, фотку передадим! А потом уж с чистой совестью отдыхать!

Колосков достал из нагрудного кармана фотографии и стал на коленях их перебирать, остановился на последней, пашутинской.

– Смешной! Лопоухий какой-то! – отозвался Иван Капало, мельком взглянув на фотокарточку.

– Это для тебя он лопоухий! А для матери краше нет!

Поколесили изрядно по микрорайону, пока нашли нужный дом, который притулился в глубине квартала. Колосков поднялся на третий этаж, позвонил несколько раз. Никто не открыл. На лестничную площадку выглянула любопытная соседка, маленькая сухонькая старушонка, божий одуванчик. С любопытством изучая военного через толстые мутные линзы очков, тихо прошамкала беззубым ртом, что Пашутины уехали к родственникам в деревню и будут только завтра.

Колосков остановился у сестры, на радость племянникам. Домой после разрыва с бывшей женой не тянуло. Ему постелили в комнате у мальчишек. После ванны и возни с маленькими сорванцами он тут же отключился, провалившись в глубокий сон. На следующий день утром с докладом явился к Протасову, подробно во всех деталях доложил об обстановке в «горячей точке». А вечером они с Михалычем посидели, выпили, поговорили за жизнь. Подполковник дал ему на отдых неделю, а потом с письмами родных и машиной продуктов обратно в Чечню.

Проведал лежащего в госпитале Балашова Славика. Осколки извлекли. Дела его пошли на поправку, хотя главврач сказал однозначно, что на дальнейшей службе тому можно поставить крест.

– Братан, как же тебя угораздило, а? – сокрушался Игорь, осторожно держа в своих сильных руках покалеченную руку друга.

– Да я и сам не знаю. В пылу боя разве думаешь об этом. Какая там, к черту, осторожность, Квазик! Случайно на них нарвались. Их было четверо. По всему видать, наемники со стажем. Мы сходу атаковали, завалили одного. Если б не Вадик, то я бы точно поднял тот проклятый рюкзак, под которым «эмэска» лежала, без всяких там раздумий. Пацана вот жалко, ему еще девятнадцати не было! Меня собой прикрыл! А то бы точно труба!

На пятый день утром Колосков вдруг вспомнил, что так и не передал фото и письма рядового Пашутина. После вчерашней встречи с сослуживцами, проведенной в баре, тупо побаливала голова. На автобусной остановке в ларьке купил пару банок «Балтики», когда доехал до микрорайона, вроде полегчало. Поднялся на знакомый этаж, на лестничной площадке между этажами с хмурыми лицами молча курили трое мужчин. Дверь в квартиру была почему-то приоткрыта. Из нее вышли, тихо разговаривая, две женщины, одна из них утирала заплаканные глаза.

– Извините, мне бы Пашутиных, – спросил Игорь, обращаясь к одной из них.

– Вы проходите! Вы, наверное, из военкомата?

– Нет, я служу с их сыном.

– С Эдиком?

– Да! Я фотографию и письмо привез от него.

– Какую фотографию? Какое письмо? Его же в Чечне убили!

– Как убили? – опешил Колосков.

– Вчера утром приходили с военкомата и сообщили им о гибели сына. Сегодня вечером, военком сказал, привезут оттуда тело.

– Да вы пройдите, Сергея Михайловича сейчас нет, он с поминками и памятником дела утрясает, а Ольга Ивановна здесь. Плачет, бедняжка.

Колосков вошел в квартиру. Обыкновенная двухкомнатная «хрущевка» с нишей и тесным крохотным коридорчиком. У холодильника, притулившегося в углу, с зареванным лицом стояла худенькая светленькая девушка, которую успокаивала, обняв за плечи, невысокая женщина в черном платке. Сильно пахло валерьянкой и чем-то еще. Мимо них из комнаты в кухню стремительно прошла с озабоченным лицом пожилая женщина. Никто не обращал на него никакого внимания. Он снял шапку и прошел в комнату.

Стеклянная дверь, сервант, телевизор и зеркало были занавешаны белыми простынями. На телевизоре, потрескивая, горела тоненькая восковая свеча, а рядом стоял, видно, переснятый с фотографии, увеличенный портрет улыбающегося Эдика, снятого в берете, тельнике и камуфляже на фоне российского флага. Похоже, снимок сделан, по всей видимости, где-то на пересыльном пункте, где фотографы-колымщики одевают в одну и ту же форму ребят-призывников и щелкают одного за другим. Разве кто откажется от такой фотографии. А потом наложенным платежом рассылают по адресам родителей.