Сергей Аксу: Возвращение Кольки Селифонова

Сколько всего времени Колька прожил у Али, он не знает?

Через неделю после «зачистки» рано утром Али растормошил его, еще не начинало светать. Хозяин в темноте выгнал из гаража белую блестящую «Ниву» с верхним багажником, на который Колька и Руслан загрузили несколько мешков с мукой и пшеном. Сверху от дождя накрыли полиэтиленовой пленкой. Единственный номер, висевший сзади, был явно московским. «Это точно! – подумал Селифонов. – Наверняка, угнали из столицы. А номер не свинтили, не смогли, резьба прикипела. Неудивительно, тут каждая вторая автомашина – ворованная!»

Из дома в сопровождении Али вышли два незнакомых чеченца, они бойко о чем-то беседовали. Оба в новом камуфляже, в «разгрузках», хорошо вооружены. Один чересчур веселый, с бородой, золотыми передними зубами, другой лет двадцати пяти, с орлиным профилем, наоборот, все больше молчал. Что-то внутри подсказывало Кольке, что это старший из сыновей Али, тот самый Резван. Чеченцы стали прощаться.

– Ассаламу Алейкум. Аллаху Акбар!

– Ва Алейкум Ассаламу. Аллаху Акбар!

– Иван! Поедешь с ними, – сказал Али, подозвав Селифонова, кивнув на загруженную «Ниву».

Ехали долго. Уже начинало светать, в сумраке проскочили какое-то село, потом долго петляли по извилистой горной дороге, миновали вброд несколько мелких речушек. Наконец машина, съехав круто вниз к реке, оказалась в каком-то мрачноватом узком ущелье. На берегу их уже ждали два боевика и семеро, судя по оборванной одежде и изможденным лицам, пленных.

Машину быстро разгрузили. Руслан сразу же уехал обратно, оставив растерянного Кольку на берегу среди чужих. Селифонов и остальные пленники, понукаемые «чехами», с мешками медленно побрели по берегу вдоль сверкающей на солнце речушки. За излучиной они свернули влево, вышли на ведущую вверх незаметную тропку и стали с трудом карабкаться в гору. Солнце было уже в зените, когда они вышли к лагерю боевиков. Это был небольшой лагерь, состоящий из десятка хорошо замаскированных землянок и нескольких пещер, скрытых в буковых зарослях. Кольку поместили в одной из землянок с боевиками. Среди боевиков было несколько наемников-арабов, встречались и хохлы. Была пара молодых снайперш в платках, мусульманок.

Командовал этим небольшим отрядом знакомый уже Кольке полевой командир Азиз, которого все в лагере боялись как огня за его неукротимый норов, за его жестокие разборки. Однажды Селифонов был свидетелем, как он на глазах у всех пристрелил араба за какую-то ничтожную провинность. Иногда над головой пролетали «сушки», бомбили где-то вдалеке. Азиз требовал от всех неукоснительно соблюдать меры маскировки.

С пленными Кольке заговорить не удавалось, солдат среди них было четверо, один из которых, какой-то припадочный с идиотской улыбкой, с шальными глазами. Остальные гражданские. Все обтрепанные, грязные, забитые, голодные. Над узниками постоянно измывались. Один солдат, не выдержав изуверских побоев, принял мусульманскую веру. Ему торжественно сделали обрезание и нарекли новым именем, Хамзат. Он выучил молитвы, стал молиться, как и боевики. Вооруженный длинной палкой он жестоко избивал бывших собратьев по несчастью. Пленникам приходилось пилить, колоть дрова, ходить за водой, копать землянки, таскать боеприпасы, провиант с берега реки в лагерь. Под горячую рук «чехов» Колька попадал редко, так как был сильнее и расторопнее остальных обессиленных заложников.

Дни становились теплее, появились мохнатые синие колокольчики сон-травы, зажелтели головки одуванчиков, на деревьях распустилась нежная листва, которая плотным зеленым непроницаемым ковром скрыла базу боевиков с неба.

В лагере появились новые пленники: два омоновца. Старший лейтенант с гематомой под левым глазом и черными от побоев губами; и сержант с разбитыми в кровь виском и затылком. Их поместили в соседнюю землянку. Колька видел, как молодые «чехи» жестоко издевались и унижали их. Особенно доставалось офицеру, широкоплечему крепкому парню, похожему на борца, с неукротимой злобой смотревшему на своих мучителей.

Через пару дней Кольке на распиловке дров удалось переговорить с новичками. Фамилия старшего лейтенанта из новосибирского ОМОНа была Гурнов. Офицер с болью поделился, как они с сержантом оказались в плену.

– Подбежала, браток, на рынке маленькая заплаканная малява. Плачет, надрывается, слезы ручьем, помогите дяденьки, родненькие! Мама умирает! Только вы сможете ее спасти! Успокойся, малышка, говорю! Сделаем все, что в наших силах! Где твоя мама!