Игорь Быстрозоров - Пограничными тропами

Алексей не заставил себя ждать. Очень удивленный тем, что Раиса пришла на заставу, — встреча была назначена на завтра, — он явился немедленно, оставив конспекты, которые перечитывал в комнате политпросветработы.

Увидев его, Раиса так и подалась вперед. Ухватившись за портупею и глядя на Алексея снизу вверх, она взволнованно проговорила:

— У нас неприятность… Только ты не волнуйся, — тут же просящим тоном добавила она, видя, что Алексей и без того вышел к ней встревоженный. — Я уверена — все будет в порядке…

Раиса всегда поступает так: в первую очередь она думает о нем, жалеет его, а уже потом… И получается смешно, трогательно и досадно. Ему ли, разведчику и следопыту, выслушивать предупреждение не волноваться?

— Что же за неприятность? — серьезно, но мягко и ласково спросил Сапегин.

Не сводя больших, широко раскрытых глаз с его лица и продолжая сжимать в руке портупею, она сказала:

— Понимаешь, колхозники возвратились с поля, а ребят нет. Коли Лукинюка, Сашеньки и с ними еще человек шести. Родители уже с ног сбились. Куда могли деваться ребята?

— Постой, постой? Коли Лукинюка, говоришь нет? — прервал ее Сапегин. — Тогда действительно волноваться нечего. Где этот герой, нам известно!

— Как? Ты знаешь? — встрепенулась Раиса, глаза ее раскрылись еще шире.

Алексей кивнул головой.

— Так где же они сейчас, где?

Стоя лицом к дороге и глядя поверх ее головы, — Сапегин видел то, что было скрыто от взора учительницы. И как раз в эту минуту он заметил тех, о ком она так сильно беспокоилась. Ребята важно шествовали рядом с Казаковым и Тарасовым. Шагах в двух впереди, бросая исподлобья косые взгляды, понуро плелся Худощавый. С его фуражки, с плечей свисали цепкие сухие травинки.

Сапегин взял Раису за плечи и повернул ее в сторону дороги.

— Смотрите, товарищ учительница, ваши воспитанники, правда? — спросил он.

В это время вся группа уже подошла к заставе и ребята стайкой порхнули к учительнице. Каждому не-терпелось поскорее рассказать о своем подвиге. И потому, что все заговорили разом, разобрать что-либо было невозможно. Раиса Петровна только и поняла, что они поймали нарушителя.

Когда, наконец, ребячьи страсти несколько улеглись, она спросила:

— А может быть, это не нарушитель?

Школьники решительно запротестовали:

— Как не нарушитель?! Самый настоящий нарушитель!

— Еще какой, — вставил Коля Лукинюк. — Его пограничники из сена вытащили. А зачем ему в сено лазить, если он не враг?

— Ну, тогда вы настоящие следопыты, — обнимая ребят, похвалила учительница. — Да, да, следопыты, — добавила она, — как вот… как вот товарищ старшина! — и перевела восхищенный взгляд на Алексея.

— Это уж вы напрасно… При чем тут я? Вот они — да!

Но ребята смотрели на Сапегина не менее восторженно, чем молодая учительница.

Быстротечны будни на границе. Не днями и не месяцами измеряется здесь время, а задержаниями. Пограничник так и говорит при случае: — Это было, помните, когда Косолапого задержали.

И уже ясно, о чем идет речь. Ведь такие события, как задержания, сильнее врезаются в память, чем обычные календарные дни службы. Воображение немедленно рисует не только пору года, когда все это произошло, но и подробные обстоятельства всего дела.

— Как не помнить, — торопливо соглашается собеседник. — Мороз тогда лютовал. Помню.

Но Ивану Дюкало как-то не везло. На колхозных токах уже догорало золотой пшеничной россыпью звонкое лето, второе лето его службы, а ему приходилось вести счет времени, как и некоторым другим несчастливцам, только по календарю. Всякий раз, возвратившись из наряда, он, укладываясь в постель, с грустью отмечал: «Вот и опять дня нет, а все без толку».

Его мятущаяся душа требовала подвига. Хотелось отличиться так, чтобы все на заставе сказали — вот тебе и рыжий-конопатый. С лица не казист, зато ловок.

Когда пограничники приводили на заставу очередного задержанного нарушителя, Иван мрачнел, замыкался в себе. В такие минуты он уходил в комнату политпросветработы, расставлял на шахматной доске в два ряда шашки и с необъяснимой злостью «расстреливал» их резкими щелчками. Сбитые шашки за кромкой доски налезали друг на друга, падали на пол, раскатывались по комнате.

Иван подбирал их, водворял на место и снова «расстреливал». Затем он брался за учебники. Читал запоем, глотая страницу за страницей.