Борис Тартаковский - Смерть и жизнь рядом

Пройдя в комнату, Александр Пантелеймонович снял шапку и автомат.

— Присядем, что ли, хозяин?

— Вы русские! — воскликнул старик. — О, какая честь для бедного лесника…

— А вам приходилось, горар, встречаться с русскими?

— Как же, как же… В ту войну сдался в плен русским. Словаки и русские — братья. Как же!

— И всегда, горар, вы по-братски относились к русским? — не удержался Пражма.

Нужно было знать всю историю его предательства, чтобы заметить замешательство в маленьких глазках горара. В следующее мгновение он уже спокойно, с достоинством рассказывал, как часто помогал партизанам, добывая для них продовольствие.

— О, за этим столом не раз сидели партизаны, и были среди них и русские…

— А не был ли у вас, горар, русский летчик? — спросил Зорич. — Высокий такой, русский парень.

— Так, так, был такой случай, — закивал Пекар. — Как-то пришел русский летец. Совсем разбитый. Мы с манжелкой, — и он кивнул в сторону жены, подносившей к столу миски с солениями, — хорошо угостили его, лекарства дали…

— Ну, а дальше что было?

— Я посадил его на воз и отвез до партизан.

— Горар! Точно ли до партизан? — сжав кулак, спросил Пражма.

— Точно, пан.

— Кто же был велителем партизан? — спросил Зорич.

— А то я не знаю… Не знаю, пан…

— Введите Метелкина! — приказал майор.

Пекар смотрел подобострастно в его лицо, когда в дверях, почти совсем закрывая их своей ладной фигурой, появился Николай Метелкин, а за ним следовал Нестор. Пекар увидел их, и сразу обмяк, и закричал диковатым голосом:

— Ай, чо то буде!.. Чо то буде!..

— Пан Пекар, вы не волнуйтесь, — сказал Зорич. — Это же тот самый летчик…

Но Пекар не хотел смотреть, не мог смотреть, он закрыл лицо руками, качался из стороны в сторону и кричал:

— Ай, чо то буде!..

— Ну, хлопцы, узнаете? — спросил командир отряда. — Он?

— Да, узнаю. Это он меня чаем угощал, — сказал Метелкин.

— Он! — хрипло подтвердил Нестор.

— Ну, тогда поблагодари… Чего стоишь?

Нестор подошел, и лицо его исказилось. Он поднял свинцовый кулак донецкого шахтера, и никто не шевельнулся, чтобы остановить, — ни майор, ни Франтишек Пражма. Однако Нестор не ударил.

— Противно, — сказал он, смущенно глянув на майора.

— Это же гад, — сказал Метелкин.

Александр Пантелеймонович одобрительно кивнул. В эту минуту он невольно вспомнил строки из простреленной книги, которые не раз зачитывал, зная их уже на память, молодым партизанам. Это были строки о чистоте знамени армии-освободительницы.

— Ну так что ж, зраднику, каким тебя судом судить? — спросил Пражма.

— Ай, чо то буде!.. — стонал Пекар.

— Поганка, — отвернулся Франтишек Пражма.

— Судруг Пражма, я думаю, что, если он совершил такое злодеяние против народа, будет правильно, если сами словаки и судить его будут, — сказал Зорич.

— Это правда, — согласился Франтишек Пражма и приказал Михалу Свидонику, стоявшему у дверей: — Выведите этого злодея…

Отряд сделал новую попытку прорваться к наступающим советским войскам. Зорич рассчитывал переправиться через Грон без боя, но, когда спустились с горы, почти у самой реки наткнулись на немцев. В партизанском авангарде находился взвод Бахнера, получивший задание во что бы то ни стало подавить вражеские пулеметные гнезда и разведать путь до самого Грона, а взвод Якова Баштового прикрывал колонну, растянувшуюся на целый километр. Впереди шли автоматчики и пулеметчики, дальше — навьюченные лошади и опять взвод партизан, вооруженных автоматами. Вдруг кто-то по-немецки закричал: «Пароль!» Бахнер ответил немецкой руганью, но хитрость его была раскрыта. Несколько минут стояла напряженная тишина, потом немцы открыли ураганный огонь. Партизаны залегли и начали отвечать. Прикрывая правый фланг, взвод Бахнера пытался подавить пулеметы противника. Немцев, видимо, было не так уж много, человек сто, и они отошли. Впереди шумел и буйствовал разлившийся Грон. Нестор, согнувшись под ящиком с рацией, собирался войти в реку, но тут увидел Зорича.

— Пропадет она, товарищ майор, — вздохнул Нестор, как будто говорил не о рации, а о живом существе. — Тут нужен такой парень, как Алоиз Ковач. — И, сделав последнюю попытку, поднял тяжелый ящик на вытянутых руках и прохрипел: — Но я попробую.

«Богатырь парень», — с восхищением подумал Зорич.

Берег был чертовски высоким и крутым. Грунтовой искал брод и закричал, стоя по плечи в воде: