Антон Кротков - Штрафбат. Миссия невыполнима

Когда он подобрался к кабине, одежда на нём горела в нескольких местах. Под прозрачным колпаком в облаках серого дыма Нефёдов увидел Замбаха. С перекошенным лицом, жадно хватая ртом остатки воздуха, тот пытался изнутри ногами выбить фонарь кабины. Но видимо, из-за ранения поляку не хватало для этого сил.

Сидящий за броневой перегородкой штурман-радист застыл в неподвижной позе, привалившись телом на борт и уронив голову на грудь. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы определить, что он отлетался. Борис много на своём веку повидал смертей и всё-таки не мог привыкнуть к тому, что людей сводит в могилу не неизлечимая болезнь, их не доканывает немощная старость. Полного сил здоровяка лишил жизни крохотный кусочек металла диаметром всего 15 миллиметров. Нефёдов разговаривал с погибшим лётчиком перед тем, как тот отправился на это задание. Балагур искрился жизненной энергией. И вот он – сидит, застывший в смертном окоченении… Нелепо!

Фонарь кабины был так раскалён, что, едва прикоснувшись к стеклу, Борис отдёрнул руку. Сдвигать колпак назад пришлось не руками, а локтями и подошвами ботинок. Сделать это оказалось очень сложно. Существовала опасность, что от высокой температуры подвижные части фонаря могло частично заварить. Если это действительно так, то шансов на спасения у поляка почти нет. Даже будь у Бориса с собой специальный топор, он не смог бы с его помощью быстро высвободить пилота. Авиационное стекло намного толще автомобильного. Оно многослойное и чрезвычайно крепкое. Оставалось пытаться изо всех сил сдвинуть колпак.

К счастью, пожарные сообразили, что надо направить струи воды на стекло. Благодаря охлаждающим стекло и металл потокам и отчаянным усилиям Замбаха вдвоём им удалось немного сдвинуть тяжелую панель. Тут выяснилось, что при крушении самолёта оказался повреждён находившийся в кабине баллон с кислородом. Из него вырывалось небольшое пламя, которое задымляло кабину. Замбах в любой момент мог погибнуть от удушья. Когда же фонарь удалось немного сдвинуть, дым сразу вытянуло сквозь образовавшуюся щель. Но проникший в кабину спасительный воздух принёс не только облегчение находящемуся там человеку. Он создал новую страшную угрозу его жизни. Атмосферный кислород начал подпитывать пламя из повреждённого баллона. Тесное пространство кабины быстро превращалось в доменную печь. У Бориса и Замбаха фактически не осталось в запасе времени на то, чтобы сдвинуть фонарь настолько, чтобы лётчик смог выбраться из раскалённой западни…

Наудачу в этот критический момент на помощь им подоспели ещё несколько смельчаков. Общими усилиями колпак был сдвинут. Перегнувшись через борт, Борис начал отстёгивать обвязки парашюта раненого пилота. Вместе спасатели выволокли Замбаха из кабины и перенесли его на ожидающие носилки. Они успели сделать это за считаные секунды до того, как взорвались топливные баки и самолёт превратился в огромный костёр. Запах горящего авиатоплива смешивался с ужасным запахом горелого мяса…

Борис был в числе тех, кто нёс носилки с раненым к санчасти. Поляк был весь в крови. Разрыв зенитного снаряда послал несколько шрапнельных пуль ему в спину, в бок и в бедро. К счастью, жизненно важные органы не пострадали. Правда, лётчик успел обгореть. После того как с Пана Поручика стянули лётный комбинезон, хирург извлёк пули, зашил раны и обработал ожоги. Анестезии не было. Пачки с нужными ампулами пропали. Это выяснилось перед самой операцией. Доктор подозревал африканскую обслугу. На здешнем «чёрном» рынке лекарства стоили баснословные деньги, и местные рабочие часто их воровали, даже сейф несколько раз взламывали.

Взбешённый доктор пообещал найти того, кто это сделал, и лично отрезать ему руку за воровство. А пока Борису и нескольким другим добровольным ассистентам пришлось удерживать раненого на операционном столе. В то время как хирург копался в его ранах инструментом, Замбах изо всех сил старался сдерживать стоны, продолжая травить похабные анекдоты. Потом он признался, что боль во время операции была сильнее, чем в момент ранения.

К счастью для Нефёдова, огонь не успел серьёзно подпалить его собственную шкуру. Хотя даже среди пожарных и зевак имелись получившие ожоги. Но смельчакам, как известно, везёт.

После всего испытанного Борис устроил себе баню в старой бочке из-под бензина. Он скинул с себя сильно обгоревший комбинезон и залез в металлический цилиндр с водой, установленный на костре. Всё было устроено примитивно, но действовало. Сидя разморенный в тёплой воде, Нефёдов любовался на заходящее солнце. Наступало его самое любимое время в здешних местах – сумерки. Окружающий пейзаж расцвечивался мягкими лирическими красками, даже птичьи голоса из ближайшего леса отдалённо напоминали неаполитанские серенады.