Илья Маркин - Люди грозных лет

Едва этот голос пропел так хорошо знакомые слова военной песни, как свежие, молодые и сильные голоса разом взвились, и песня всколыхнула застывших в тревожном ожидании колхозников.

Колонна неторопливо приближалась к деревне, лихо разнося задорную, с выкриками и присвистом, песню. Теперь уже хорошо были видны и запыленные лица и поблескивающее на солнце оружие. Особенно восхищали колхозников три всадника. Посредине на вороном коне, затянутый в ремни, ехал могучего сложения командир. Справа от него мерно покачивался из стороны в сторону плотный и осанистый командир ростом поменьше. И третий всадник хоть и был жидковат фигурой, но сидел на коне молодцевато, то и дело поправляя висевшую через плечо полевую сумку.

Спустившись под гору и проехав мост, всадник могучего сложения что-то скомандовал, и сразу же и пехота и повозки позади нее потекли в стороны, в овраг, в лощину, в кустарники на месте бывшего сада. Через несколько минут колонна словно растаяла, и только три всадника, о чем-то переговариваясь, стояли у моста.

— Ну что глазеете? — первым опомнился и закричал на пахарей Николай Платонович. — Войско пришло, ну и что же, не праздник же престольный. Выводи лошадей и марш на работу!

Николай Платонович и сам вначале с любопытством смотрел на военных, а потом вдруг увидел, как из кустарника, там, где остановились повозки, ездовые парами повели лошадей прямо через самый лучший заливной луг к дальнему колодцу, и негодование охватило председателя колхоза.

— Вытопчут, как есть начисто вытопчут, — бормотал он, еще не зная, что предпринять для спасения колхозного добра.

А ездовые все выводили и выводили лошадей из кустарника, направляясь к колодцу и широкой полосой вытаптывая почти всю луговину. У колодца скопилось уже штук двадцать лошадей; те ездовые, что подошли к колодцу первыми, напоив лошадей, пустили их пастись на сочную и густую траву. Потрава самого укосистого луга словно подхлестнула Николая Платоновича. Он не по возрасту стремительно побежал к командирам, все еще говорившим у моста и, не добегая до них, гневно закричал:

— Это что же такое вы делаете-то, а? Что за безобразие! Это кто же вам позволил такое?

Трое командиров обернулись к Бочарову, и тот, что был солиднее всех, неторопливо слез с лошади и, бросив подбежавшему солдату поводья, с начальнической строгостью спросил:

— Что шумишь, отец?

— Да кто вам позволил добро колхозное губить? — робея перед строгим командиром и не желая выдавать своей робости, не унимался Николай Платонович. — Мы этот луг как дите малое бережем, а вы топтать…

— Ничего, отец, ничего! На войне не такое бывает, — с усмешкой ответил командир, и эта кривая усмешка окончательно вывела Николая Платоновича из себя.

— На войне, на войне! — исступленно закричал он, размахивая руками. — Ты на войне воюй, а не в тылах безобразничай. Мы своих лошадей впроголодь держим, а они, извольте радоваться, подъехали — и как хозяева.

— Вот что, отец, — прикрикнул строгий командир, — шуметь мы сами умеем! И насчет войны не очень распространяйся, ты ее в глаза не видел, а мы… мы… — бурея крупным лицом, никак не мог он подобрать подходящего слова, — мы такое видели! Так что помалкивай лучше, а коней кормить нужно, и мы будем их кормить и тебя не спросим.

— Меня-то, может, и не спросишь, а вот колхозников спросишь. Тут тебе не старый режим. И командование тебя по головке не погладит. Враз сяду верхом, да в район.

— Хоть в область, — досадливо отмахнулся военный, — и можешь даже в правительство писать.

— Подождите, папаша, — слез с лошади второй военный, — а вы кто будете?

— Я председатель колхоза, Бочаров моя фамилия.

— Как, как? — переспросил сердитый командир. — Бочаров, говорите?

— Известно, Бочаров, а ежели полностью хотите, то Николай Платонович Бочаров, председатель колхоза «Дубки».

— Послушайте, товарищ Бочаров, — вдруг смягчившись, подступил к Николаю Платоновичу самый строгий, — а вы не знаете полковника Бочарова, Андрея Николаевича?

— Хм! Не знаю! — с достоинством ухмыльнулся Николай Платонович. — Сын родной, и вырос он в этой деревне, и жена его с мальчонком у меня проживают.

— Подождите, подождите, да что же вы, товарищ Бочаров, молчали-то? Мы же вашего сына знаем…

— А при чем тут сын? — польщенный заискивающим тоном командира, все еще сердито выкрикнул Бочаров. — Сын само собой, а дело само собой.