Иван Сотников - Днепр могучий

— Подмял его? — не утерпел Глеб.

— Поди подомни, он здоров, как черт. Озверел я, а сил не хватает. Поймал его за руку и начал крутить. Вдруг его словно кто снял с меня. Гляжу, а на нем наш вояка, и десантный нож в руке…

— Откуда ж он взялся? — спросил опять Глеб.

— За мной пришел. Командир взвода погиб, а командир роты приказал к штабу отойти. Там еще три дня отчаянно бились. И вот даже не ранен.

— Счастливый! — сказал кто-то.

— Смелого смерть не берет! — заметил Соколов.

— Не подоспей другой, глядишь, и не справился бы?

— Кто знает, — неопределенно ответил Демидов. — Здоров был, чертяка.

— Когда у человека сердце закипает, его не побороть! — вмешался Пашин.

Демидов привстал даже, вглядываясь в лицо молодого офицера.

— Ты, Пашин? — просияв лицом, спросил Демидов. — Жив, значит? Ох, друг, спасибо, — бросился он обнимать разведчика. — Братцы, ведь это он немца-то с меня снял, он спас. А я его тогда и поблагодарить не успел. Теперь на всю жизнь другом буду.

— А правда твоя, товарищ командир, — вдруг заговорил пожилой рыжеусый солдат, обращаясь к Пашину. — Был у нас такой случай. Заявились каратели в партизанскую хату. Где, спрашивают, муж? Не знаю, отвечает женщина. Что ни спросят, она — не знаю. Разошлись куда тут. Хату спалим, кричат, хозяйство порушим, детей перебьем. А та заладила — не знаю и не знаю. Выволокли ее на улицу. У дома полдеревни собралось. Ну, каратели решили, знать, постращать. Говори, кричат, а то танк на избу пустим. А она свое гнет — не знаю! Махнули они водителю. Загудел танк. Мы все аж вздрогнули. Машина развернулась — и на хату, а там дети. Мать оторопела, потом как закричит: «Дети ж там, остановитесь, окаянные!» Они ее за руки держат, а танкистов торопят. Думаем, попугают, не раздавят.

— Наехали?

— Наехали, гады… Вот тут-то и зашлось у нас сердце. Никто себя не помнил. Бабы как взвизгнули, и кто успел что схватить — все разом на карателей. Словно кто сигнал какой дал. Было их человек двенадцать, и всех враз изничтожили. Вскочили на танк. Все глаза ему позатыкали: не видит ничего. Мечется по селу, а поделать ничего не может. Пулеметные стволы посбивали. А тут керосину приволокли, облили и подожгли… Сердце кипело!

— А что ж потом было?

— Потом все в лес ушли…

Еще до рассвета шандеровцы заняли исходные позиции. Заявился Щербинин и вместе с Жаровым отправился в роту Румянцева. Совсем недавно до немецких окопов было четыреста метров, теперь — едва двести: передний край здесь в движении. Все ночи солдаты лопатами пробивают путь вперед. Сеть окопов и ходов сообщения разрастается на глазах.

Щербинин пристально всматривался в тьму ночи. Затем он приказал открыть пулеметный огонь. Противник ответил тем же.

— Серию красных ракет! — скомандовал Щербинин.

И сразу заговорила наша артиллерия, ударили минометы. Всюду разрывы мин и снарядов, трассы искрящихся пуль. Они со свистом проносились совсем близко.

Щербинин стоял почти неподвижно, чуть подавшись вперед. Связанный прямым проводом с артиллеристами и минометчиками, он время от времени подавал им команды:

— Пятый, по цели семь перелеты, дай минимальную поправку… Вот-вот, в самый раз, бей, бей…

— Седьмой, цель три, дай-ка залпом хорошую порцию… Ага… прибавь… так-так… Кажется, успокоил… Бей теперь по четвертой…

— Пятый, видишь дальше ориентира шесть вспышки… Наверно, орудие с прямой дует. А ну, подави!..

— Седьмой, смотри ориентир девять, чуть правее. Минометная батарея.

— Вижу.

— А чего терпишь?.. Подави!..

— Румянцев, почему правофланговые пулеметы затихли?

— Стволы накалились, товарищ майор.

— Значит, режима стрельбы не выдерживают. Организуйте и в течение часа не ослабляйте огня.

Андрей любовался своим командиром, его выдержкой, отвагой, какой-то очень человечной простотой. Все в нем было естественно, каждое его слово, каждый поступок были проникнуты глубокой целесообразностью.

— Пятый, седьмой, все стволы — на главную цель! — командовал Щербинин.

На позиции немцев обрушился шквальный огонь, бушевавший минут тридцать. Затем артиллеристы перенесли огонь в глубину немецкой обороны. Донеслись крики «ура».

Бойцы ворвались в первую траншею. Завязался упорный многочасовой бой. Враг подбрасывал резервы, бросался в контратаки, бешено бил изо всех видов орудий, пытаясь опрокинуть атакующих. Он не пускал их вперед, но и не мог сбить и отбросить на прежние позиции.

В блиндаже тесно и полутемно. Это просторная землянка с низкими нарами вдоль стен. Здесь собрались коммунисты и комсомольцы, чтобы подвести итоги ночного боя.