Борис Бурлак - Левый фланг

И заработала, загрохотала стальными жерновами толбухинская м е л ь н и ц а н а Б а л а т о н е.

Командующий фронтом и член Военного совета фронта стояли вдвоем у карты: на ней уже были наспех прочерчены синие стрелы всех трех ударов немцев, — по только что полученным донесениям от командармов. И хотя план оборонительного сражения был принят заранее, Толбухин и Желтов снова проверяли основную идею плана. Как видно, противник опять решил нанести главный удар в междуозерном дефиле, чтобы вырваться к Дунаю напрямую. Это, разумеется, полегче, когда твои предположения совпадают с действиями противника, но какими силами и как ходко он пойдет, — всегда остается загадкой до поры до времени.

— Во всех частях проведены партийные собрания, люди понимают, что предстоят тяжелые бои, — сказал генерал.

Маршал утвердительно наклонил голову, не спуская глаз с этих стрел, будто нацеленных непосредственно в него.

Уже давно стало традицией — проводить партийные собрания накануне таких крупных событий на фронте. Волевые токи множества людей аккумулируются воедино, образуя огромный запас той энергии, которую принято называть боевым духом войск. Толбухин трезво полагался на эту душевную энергию, способную возместить даже серьезный недостаток материальных средств. Однако сейчас его задача состояла в том, чтобы не очень-то перенапрягать моральные силы солдат. Ведь нужно было не только сдержать новое наступление немцев, но и, отбив, измотав, обескровив их, сразу же, без всякой передышки, буквально не переводя дыхания, перейти в решительное контрнаступление на Вену. Этот переход от жесткой обороны к мощному броску вперед и есть, быть может, самый крепкий «орешек» оперативного искусства, который достался ему под конец войны.

Член Военного совета понял, о чем задумался командующий, и добавил:

— Кроме того, каждый знает, что судьба Вены решается на берегах Балатона.

— Так уж и каждый? — скупо улыбнулся Толбухин.

Они встретились взглядами. В больших усталых глазах Федора Ивановича заиграли искорки добродушного лукавства: «все стараешься подбодрить меня». Но Алексей Сергеевич сдержал ответную улыбку, затаив ее в прищуре своих зорких глаз, и коротким движением руки откинул прядку волос со лба. Это их настроение продолжалось всего несколько секунд.

— Ну, ладно, поезжай, только не очень-то забирайся в гущу, как в прошлый раз, — сказал маршал.

Генерал крепко пожал ему руку, несколько тронутый этим дружеским напоминанием, и быстро вышел.

Толбухин посмотрел в окно. Туман еще не рассеялся, но низкое небо гудело от самолетов. Целые дивизии «ИЛов», пренебрегая скверной погодой, с утра поднялись с левобережных аэродромов, чтобы встретить немецкие танки массированными ударами с воздуха. По улице шли длинные колонны артиллерии: пушки, гаубицы, минометы РС. У человека, не посвященного в оперативные дела, могло создаться впечатление, что тут конца нет фронтовым резервам. Но маршал-то знал, как туго с резервами, а вся эта артиллерия лишь выполняет «маневр колесами»: срочно снятая с неатакованных участков, она перебрасывается в самые горячие места, где противник лезет напролом, не считаясь с потерями. Толбухин провожал взглядом батарею за батареей, пока не скрылась в тумане и машина Желтова, который держал путь туда же, на северо-запад. Да, у них были простые, солдатские отношения, без всяких там сантиментов, но сейчас Федор Иванович неожиданно подумал, что это уж, наверное, в самой натуре комиссаров революционной армии — всегда нести общую ношу наравне со своими командирами и командующими и всегда оставаться в тени славы полководцев…

К исходу первого дня немцы все-таки продвинулись на восток от двух до четырех километров. Январских клиньев не получилось, но вмятины кое-где образовались. И опять, как полтора месяца назад, закипели бои не на жизнь, а на смерть, западнее канала Шарвиз — этого очень трудного для немцев порожка на пути к Дунаю. Никогда еще русские пушкари не расходовали столько снарядов, в лоб, в упор расстреливая танки, которым не было конца. И никогда еще летчики-штурмовики сутками не выходили из своих кабин.

Толбухин терпеливо выслушивал командармов и тут же отдавал распоряжения о немедленной передвижке артиллерии с неатакованных участков в наиболее опасные места. Он зорко следил за тем, чтобы не дать немцам развить успех с плацдармов на левом берегу Дравы и на Капошвар, в самом начале лишить их возможности соединить все три концентрических удара. Он подтянул на всякий случай резервный корпус из-за Дуная, но вводить его в дело не спешил. Он вообще запретил наносить контрудары, всячески экономя силы. Только жесткая оборона. Только методичное перемалывание вражеских машин.