Поль Сидиропуло - Костры на башнях

— Смотрю я на вас и знаете о чем подумал? — пытался ее разговорить и чуть было не признался в том, что с удовольствием стал бы ее любовником. — Вы не только красивая женщина. В вас есть что-то такое, что привлекает мужчин помимо их воли…

Сказав это, он спросил себя: а как же принципы? И тут же отмел, как нечто до предела наивное — какие принципы! Быть с местными жителями предельно корректным, брать добром, хитростью, тонко ко всему подходить, как много раз советовал отец, чтобы привлечь на свою сторону легковерных горцев. Вздор! Не такие уж они легковерные. Хитрющий народец эти горцы, свою выгоду хотят иметь во всем. Как ни ухищряйся, ни подстраивайся и ни держи с ними ухо востро — на свою сторону их не перетянуть, пожалуй. Конрад разочаровывался, разубеждался, поскольку жизнь вносила свои существенные коррективы, и благие предсказания отца его и личные предположения подчас ничего общего не имели с действительностью.

— Никуда я не поеду. И сына вам не отдам.

Уже когда шла в комендатуру, Надя почувствовала, что это не просто вызов, не формальности какой-то ради ее вызывают, а нависла над нею непоправимая беда. Все эти дни она ждала, была уверена, что Конрад Эбнер позовет, потребует платы за ее освобождение. Какими жадными глазами он рассматривал ее тогда…

— Неужто Азамат Рамазанович пожаловался, сказал, что ты не желаешь работать в школе? Вот и вызывает, — высказала версию Маргарита Филипповна, хотя и сама в это не верила. — Да нет же, — поправила она тут же себя. — Чего же ему под удар тебя ставить.

Ошиблись обе: беда оказалась пострашней.

И она чувствовала свою вину: если бы отправилась с ребенком во Владикавказ хотя бы на сутки раньше, все было бы по-другому. Но разве могла она предполагать, что фашисты прорвутся в Терек так стремительно и внезапно и не будет возможности выехать из города?! Варвары! К ребенку какой может быть предъявлен счет?!

Наде Конрад Эбнер дал несколько дней, чтобы она собрала в дорогу малыша и прошла с ним медосмотр.

В школу она не пошла, дождалась Маргариту Филипповну у нее дома.

— Сына я им не отдам, — твердила обезумевшая от горя Надя. — Только через мой труп.

— Этим, детка, ничего им не докажешь.

— Дети-то в чем виноваты? Какая мать этих палачей родила?!

— Гитлеровская самка.

— Нужно бежать. Я должна спасти Алексея любой ценой. Неужели нет выхода?

— Успокойся, Надюша. Возьми себя в руки. — Маргарита Филипповна опустила ей на плечо теплую руку. — Нужно все обдумать и найти выход…

Азамат долго ждал в своем директорском кабинете, все надеялся, что Надя вернется из комендатуры и поспешит к нему за помощью. Но надвинулись исподволь короткие осенние сумерки, и в настороженной тиши школы остался он один. «А что, если Надя обойдется без моей помощи? — обожгла его тревожная мысль. — Маргарита Филипповна переправит ее с ребенком в надежное место, и вся затея лопнет, как мыльный пузырь».

Он рванулся к двери, как подстегнутый плеткой конь, и вылетел на потемневшую улицу. Он шел торопливо, нервно, никого и ничего перед собой не видя, в жилище завхоза.

Дверь была заперта. Азамат постучал.

— Кто там? — раздался испуганный голос Нади.

— Это я, Азамат, — ответил он; тревожно стучало сердце.

Дверь отворилась. Надя порывисто бросилась навстречу и уткнулась лицом ему в грудь.

Он остолбенел, приподнял было руки над ее вздрагивающей спиной, но не решился обнять ее, прижать к груди.

«Вот оно, свершилось наконец!» — пьянили его сладкие мечты.

— Азамат, ты говорил о своем дядьке… Он сможет…

— Нет! Я сам! Все, все для тебя сделаю… — Дыхание Азамату перехватило, точно что-то застряло в горле, он пытался еще что-то вымолвить, однако не смог — потерял голос.

В отчаянии, что не сможет произнести самых важных слов, он обнял ее, прижал к себе дрожащими руками и впился горячими губами в ее губы.

Пенящаяся вода горной реки у Зеркального водопада потеряла свою прозрачность, окропившись кровью убитых немцев, намеревающихся пройти бродом. Штурмовали колонну с разных сторон двумя стрелковыми батальонами. Рота Тариэла Хачури, рассредоточенная в районе Волчьей теснины, небольшой отрезок которой горцы называли «Пронеси, господи», выставила прочный заслон.

…Бой возобновился с немецкой точностью ровно в три часа утра. Фашисты обрушили на советских бойцов нескончаемый минометный обстрел, намереваясь, по-видимому, на этот раз прорвать наконец их оборону, развернуть стесненные, зажатые в ущелье части и пройти в горное село. Сдерживать их натиск становилось все трудней и трудней: немцы разбились на несколько групп, и каждая пробивалась самостоятельно. Фашисты, кажется, обнаружили в ходе предыдущих боев слабые места в расположении роты Хачури и устремились туда.