Владимир Ераносян - Колорады

— О! Это интересно. Что скажете? Засчитаем жизнь одного негодяя за входной стек? Обменяем! Если закончатся фишки, то жизнь пленного обрывается, ок? Возражений нет! Принято.

— Сейчас только за шеф-поваром своим пошлю. За волшебником Тарасом! Мясо мы у местных раздобыли, когда зачищали дома пособников в частном секторе. Мангалы тоже. Даже музыкант есть среди той партии сепаров, что мы готовим для большого обмена. Очень хороший музыкант. На всем играет. Когда пальцы начали ему ломать, расплакался, как младенец. Сказал, что пальцы — вся его жизнь, что не виноват. Кроме смычка, ничего в руках не держал! Ну, мы ему виолончель нашли в местном ДК, на табуретку поставили и заставили «Ще не вмерла Украина» сыграть перед всей этой сепарской сволочью! Сыграл, дирижер! Вот его я и приведу. На фишки обменяю. Пока живой будет, повеселит нас. А вот насчет девушек не знаю. Они тут чумные какие-то. Недотроги.

— О! Музыка и барбекю. Замечательно. Тащите и то и другое. Немного оторвемся перед делом! — зловеще ухмыльнулся Уайт.

Примерно такая же скользкая неискренняя улыбка проявилась на устах Дмитра Ярого и господина Урбана. И только Гроб заржал как ретивый конь. А ведь ему была отведена роль жертвенной фигуры в той операции, что замыслили «соратники», с коими он непредусмотрительно посчитал себя ровней. Возможно, Гроб не уступал им в кровожадности, но в коварстве они безусловно его превосходили. Стервятники, взирая на «коня», уже чуяли падаль.

Сделка с лидером «сепаров» из Горловки рассматривалась как повод для удара. Пленных сепаратистов и сопровождающий их конвой во главе с Гробом предусматривалось уничтожить шквальным огнем, свалить вину за сорванный обмен на «горловских бандитов и российскую армию». Ответный огонь подавит огневые точки «русских», после чего туда выедут журналисты, дабы зафиксировать злодейство на ТВ-камеры в подробностях и в лицах, провозгласить на весь мир о зверствах российского десанта и сепаратистов и справедливом возмездии.

Девушек вызвался найти вездесущий Глеб. Он очутился рядом с Урбаном, прямо у колена «правой руки олигарха-губернатора», его карающей десницы. Они о чем-то перешепнулись, и высокопоставленный чиновник снабдил Глеба целой пачкой зеленых купюр. Намечался какой-то пир во время чумы.

Так я вместе с поваром Тарасом оказался в самом эпицентре событий, которые не сулили ничего хорошего не только мне, но и как минимум двум суверенным странам. Менее чем через час к гостинице подвезли двух задержанных нуворишей из местных, которые якобы помогали казакам и пророссийским ополченцам, и музыканта, который по иронии судьбы оказался отцом Митяя и Кристины. Хотя об этом мне только предстояло узнать.

Перед тем как усадить местную «знать, запятнавшую себя связью с русскими оккупантами», за покерный стол, «предателей» пристрастно допросили у заблаговременно вырытой в огороде ямы.

Уайту очень хотелось пощекотать нервы. Гроб это понял, устроив представление. Уровень алкоголя в крови американца уже превысил допустимую норму, в пределах которой его альтер эго не вытесняло последние капли человеческого. Разгоряченный спиртным наемник, по сути всего лишь иностранный инструктор нацгвардии марионеточного государства, во всяком случае, именно так его воспринимало большинство неуправляемых командиров, чувствовал себя всемогущим геостратегом и вершителем судеб. Окружающих он представлял теперь не иначе как псами, выполняющими команды, либо крысами, попрятавшимися в норки от ужаса. Подобострастие и страх — вещи одного порядка. Псы и крысы боятся одинаково, как марионетки и жертвы. Только ведут себя по-разному.

Единственный, кто не прятал глаза, — это тупой муженек местной хозяюшки. Видно было, что он горит желанием что-то возразить, воспрепятствовать творимым на его плебейский взгляд бесчинствам. Уайт заметил, как жена этого деревенского олуха все время пытается успокоить верзилу, не осознающего свою абсолютную ничтожность. Где-то в голове Пола Уайта уже щелкнул тумблер с мыслью проучить глупого русского, который не умеет себя вести в присутствии власти… Но этот русский, как назло, куда-то пропал. На глаза периодически попадала его сексапильная женушка. Вышедший на задний дворик Уайт уже прокручивал в голове сладкие абстракции с участием грудастой домоправительницы. Именно с ней, так как приведенные шестеркой Глебом две путаны оказались самого низкого разряда, уступая во внешних характеристиках даже супруге городского головы. Их сплавили бойцам, вырывшим яму, чтоб порезвились и поделились с другими.