Лишь у лимана разговор возобновился. Марта не сдержалась, чтоб не набрать букет цветов. Каждому новому радовалась, как дитя конфете.
— Скажи, чудная гроздь? — поделилась восхищением с ним. — Не знаешь, как называется?
— Заячий горошек, — ответил безразлично.
— Понюхай, какой изумительный запах! — предложила другой экземпляр.
— Запах, как запах, ничего особенного… И вобше, нюхай ты их сама, — отмахнулся от очередного «чуда».
Заметил: обиделась. Осудил себя за невоспитанность: всю дорогу молчал, как сыч, да ещё и нагрубил ни за что. Она-то ведь не знает, что у него тяжко на душе. Через силу улыбнулся:
— Нет, они, конешно, очень красивые и душистые. Особенно этот. Дай-ка нюхну. — Понюхал, покрутил в пальцах. — Пахнет, как мёд. А как будет по-немецкому цветы?
— По-немецки, — поправила она. — Один — ди блюме, а если много — «блюмен».
— А это самое… как сказать: я люблю цветы?
— Ихь либе блюмен.
— Их либэ блюмен, — дважды повторил он. — А как по-немецки местоимение «тебя»?
— Дихь… — она задержала на нём взгляд. — А зачем тебе знать?
— Так просто… Спросил из любопытства. Мы с пацанами тоже придумали что-то вроде немецкого, — поспешил он переменить тему разговора. — Когда в войну играли.
— Интересно! Скажи что-нибудь на своём немецком.
— Пожалста: спаты-спакра-спаси-спава-спая спаде-спаво-спачка, — протараторил «немец».
— Тарабарщина какая-то, а не немецкий, — пожала она плечами.
— Сперворазу никто не понимает, эт точно. Но потом быстро научается и понимать, и разговаривать.
— Как быстро — за неделю, за месяц?
— Ежли догадливый, то и за час можно.
Марта посмотрела на него с сомнением, как бы говоря: ну и мастер ты заливать!
— Всё очень даже просто, — стал ей объяснять. — Слово разбиваем на слоги, например: ха-та. Потом перед каждым слогом произносим какую-нибудь приставку, допустим — «спа». Получается: спаха-спата. Уловила?
— Ну-ка, повтори-ка ещё раз. Только помедленней.
— Слушай внимательно: спама-спарта, спаты, спакра-спаси-спава-спая, спаде-спаво-спачка.
На этот раз она разобрала: Марта, ты красивая девочка.
— Схватила только первое слово: Марта, — не созналась она из скромности. — Скажи ещё что-нибудь.
— Кау-каже, спака-спаже-спаца, накапри-накашли, — несколько усложнил он фразу, но она тут же воскликнула обрадованно:
— Хоть ты и хотел меня запутать, но я поняла всё! Ты сказал: «Уже, кажется, пришли».
— Ну вот, а ты говорила! Теперь уж точно начинаешь мне нравиться. За сообразительность, конешно.
— Спасибо и на том…
Расстояние до островка преодолели быстро: Марта всё больше осваивалась с ролью помощницы, работая шестом. Попробовала было и веслом, но тут не совсем получалось: лодка норовила повернуть обратно.
Судя по широкой улыбке, какой встретил их появление подопечный, здесь и впрямь заждались.
— Уже и не надеялся, что будете сегодня у меня. — Ухватил за скобу и вытащил лодку на треть длины. — Здравствуй, Андрюша, здравствуй, Марточка! — пожал он обоим руки в ответ на приветствие устное.
— Фрицы задержали…
— Я так и подумал: стрельба слышна была и сюда… И вы не убоялись — среди бела дня?
— А их уже на хуторе нет. Натворили делов и укатили, изверги рода человеческого.
— Дядя Саша, как ваша рука, без осложнений? Возьмите вот, — передала узел Марта.
— Спасибо, пока что не беспокоила. Тяж-жёлый! Небось, устали тащить.
— Не-е, мы ж несли вдвоём.
На верху островка появился довольно просторный шалаш из зелёного камыша. Покатые стенки защищали от палящих лучей, продувался ветерком, сегодня посвежевшим настолько, что не звенел ни один комар. Здесь, в холодке, хватило места всем.
— Ну-ка, показывай, что там такое тяжёлое, — видя, что Марта распаковывает узел, сказал лётчик, не скрывая нетерпения.
Сегодня он выглядел отдохнувшим, посвежевшим с лица, без волдырей от комариных ужаливаний. Успел соорудить жильё и вскипятить воды: под треногой висел накрытый тарелкой котелок.
— Мы положили тут всё, о чём вы вчера беспокоились, — стала объяснять хозяйка, доставая нечто большое, завёрнутое в полотенце. — Андрюш, расправь немного парашюта — будет заместо скатерти.
От полотенца исходил вкуснейший аромат свежеиспечённого хлеба, и глазам предстала круглая зарумянившаяся буханка, разрезанная начетверо.
— Ух-х! — потянув носом, воскликнул лётчик. — Ну и дух, просто голова кружится! — Отщипнул от горбушки. — Даже ещё тёплый!
Читать дальше