Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

— У тебя что, родных больше никого нет?

— Почему? Мама и сестрёнка. Я, вобще-то, живу не здесь.

— Отчего ж не заберёте к себе деда?

— Пока переходить не соглашается. Мы бабушку недавно похоронили, ещё и сорока дней не прошло. Помянем — тогда. Но ты не думай, я всё время при нём!

— Ты с кем там, внучок, разговариваешь? — донёсся с печи скрипучий старческий голос.

— Это, деда, ко мне товарищ пришёл в гости. — Внук поднялся и подошёл ближе. — Вам ничего не нужно?

— Нет, не нужно… Слышу — незнакомый голос, вот и спросил.

— Я думал, больше не придется с тобой свидеться, — вернулся на свой чурбак Степа. — Жалел, что не удастся поблагодарить за находчивость и смелость. Если б не ты — не знаю, чем бы всё кончилось… Ты-то какими судьбами попал к нам тогда в компанию?

— Понимаешь, днём раньше что-то приключилось с нашим товарищем. Он ушёл в станицу к знакомой девочке поздравить с днём рождения. Обещал к вечеру вернуться. Не пришёл. А парень он не из таких, что пообещает и не сделает. Особенно мать переживала. Чует, говорила, моё сердце: что-то с ним случилось… С сердцем у ней неважно, волноваться нельзя. Я собрался — и в станицу, — неспеша, обстоятельно стал рассказывать Ванько. — Адреса именинницы ещё не знал. Решил пройти к комендатуре, где работает её мать…

— Да ты что! — перебил Степан, нахмурившись. — Он что, дружил с дочкой фрицевской прислужницы?

— Видишь ли, они подружились, когда мать ещё не работала у немцев, — пояснил Ванько. — И тогда они жили у нас на хуторе. Вобщем, я держался около входа, хотел дождаться, пока Ольга Готлобовна зачем-либо выйдет. Поскубался с одним придурком-полицаем. За это и задержали.

— Понятно… Наверно, в тот же день и я чуть не влип в одну историю, — вспомнил собеседник. — Твоего товарища звали, случаем, не Андрей?

— Точно. А ты откуда знаешь? — удивился на этот раз гость.

И тот рассказал ему, при каких обстоятельствах произошло знакомство с Андреем и Мартой.

— Нам стало известно, — под конец его рассказа сообщил Ванько, — что они — и ваши ребята тоже — живы и в безопасности: их каким-то образом вызволили партизаны. Ты никого из тех своих одностанишников не встречал?

— Как же, видел. Но никто из них подробностей не рассказывал. А от кого стало известно вам, если не секрет?

— Вообще-то, конешно, секрет… Но ты, вижу, парень надёжный, поэтому скажу: от переводчицы.

— Странно… А она откуда узнала?

— Неважно. Главное — она передала нам записку, написанную андреевой рукой.

— Вот это да!.. Выходит, её мать — наш человек. А я ей в тот день, во время допроса, нахамил, как последний сукин сын.

— Да ты не переживай. Ей и не такое приходится выслушивать…

— Ну а вы как, я имею в виду тогда, в каталажке?

— Мы с девчонкой убежали вслед за тобой, а её отец так и остался. Она тоже было заупиралась, но я унёс её силком. Зашли за малышом, и теперь они живут у моей тёти. Вот токо мать… она оказалась тяжелобольной.

— Слыхал, их повесили на воротах стадиона… Но, говорят, и карателям непоздоровилось: кто-то швырнул в них гранату, прям из толпы.

— Раз уж я тут разоткровенничался, то так и быть, признаюсь: наша это работа. Случайно попали на стадион, стали свидетелями казни, ну и не сдержались. К слову сказать, кроме родителей Тамары, тогда повесили и одного из полицаев, что приходил сводить нас в туалет. А второго ты так звезданул прикладом, что проломил череп, и его пристрелили.

— Ну, ты меня сёдни порадовал! — воскликнул Степан. — Где ж вы гранату взяли? — Ванько рассказал и это. — А у нас, гадство, ничего такого нет, — с сожалением вздохнул он. — В магазине винтовки, что я тогда прихватил, было всего четыре патрона. Мы их уже израсходовали. Такой обрезик из неё получился! Но он оказался почему-то наш, советский. А патронов к нему нет — вот в чём беда.

— Этой вашей беде я, пожалуй, помогу, — пообещал Ванько, тронутый жалобными нотками в голосе собеседника. — Правда, боюсь, не наломали б вы дров. Уж больно ты, извини, рисковый малый…

— Да всё будет нормально! — схватил его руку Степа. — Слово даю! Я за время оккупации лет на десять повзрослел и поумнел. А у тебя их много, патронов?

— Много дать не смогу. Обоймы две-три, не больше.

— А когда? — Парень снова, теперь уже в благодарность за услугу, потряс его руку.

— Можно прям сейчас. Одевайся и сходим, тут недалеко.

У ч а с т о к степи, на котором Борис с Мишей установили петли из телефонного провода, получился исключительно «урожайным»: за весь ноябрь не было, пожалуй, случая, когда бы они возвратились из обхода порожнём. Но в декабре зачастили дожди, порой со снегом и ветром. В ненастье заяц, видимо, предпочитал отлёживаться в сухом кубле: уловы резко упали либо отсутствовали вовсе. По этим причинам пропадало желание тёмными утрами «мокнуть заздря». Но, случалось, к обеду становилось на погоде, и нужно было наведаться, чтобы хоть поправить сбитые непогодой петли. И как было обидно и досадно, когда один, а то и два «дурошлёпа» всё-таки попадались, но к этому времени оказывались расклёванными вороньём!