Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

Злоключения дня — а для Тамары они начались на полсуток раньше и были неизмеримо более мучительными — под конец измотали даже Ванька. Что же до девчонки, то у неё недоставало уже никаких сил нести снова раскапризничавшегося братца, который ни в какую не желал ни засыпать, ни находиться на руках у незнакомого дяди.

— Слышь, Тамара, давай оставим его у моей тёти, — предложил он, уже в который раз передавая ношу сестре для успокоения. — А то как бы он не подвёл нас при переходе на ту сторону станции. Тётя живёт недалеко отсюда.

— Боюсь, он устроит такое ревище, что она с ним намучается. Разве что и мне с ним остаться.

— Оно бы можно. Но я опасаюсь, и за вас, и за тётю: полицай уже, небось, очухался, утром его развяжут, он поднимет хай — и весь этот куток наверняка тщательно обыщут. И искать будут не его, а тебя да меня. А насчёт рёву… ты не знаешь мою тётю Мотрю: она детей больше самой себя любит и найдёт подход к любому малышу. Давай-ка его обратно мне — уже вроде успокоился.

Тёткин пёс (его года три назад сосунком подбросили на территорию элеватора, Ванько выпоил его из бутылочки с соской) встретил их у двора, напугав спутницу.

— Не бойся, не бойся! — успокоил её Ванько. — Он не укусит. Жучок, эта девочка со мной!

Последнего можно было и не говорить, так как пёс давно усвоил: если с его хозяином пожаловал кто-то ещё, значит, он тоже свой, и не то что кусать — тявкать не положено. Свою радость он выражал солидным потягиванием и пофыркиванием, словно как раз перед этим в ноздрю ему забралась некая букашка. На стук в ставню послышалось:

— Кого там носит в такую пору! Чего надо?

— Тёть, это я, Ванько.

Знакомо скрежетнул засов, скрипнула дверь.

— Батюшки! Пошто так поздно — что-нить случилось? Ой, да ты не один!..

В комнате, засветив семилинейку, взволнованная тётя первым делом подошла к гостье с малышом. Тот настороженно переводил глазки с незнакомых людей на непривычную обстановку. Поняв, что произошло что-то ужасное, она без лишних расспросов тут же взяла его, положила на диван, распеленала. Ребята с жадностью набросились на воду, а она хлопотала:

— Моя ж ты красотулечка! Не хнычь, мой маленький… э, да мы мокренькие!.. Чьи ж мы, такие хорошенькие!..

Утолив жажду, племянник вкратце рассказал о случившемся.

— Звать его Валера. Мог расплакаться и выдать нас при переходе через путя, — этими словами закончил.

— И правильно сделали, что занесли ко мне! Переночевали б и сами, а завтра посветлу оно и безопаснее.

— Можно бы, но я ведь утром как из дому. Мама, небось, переживает.

— С утра?! — ужаснулась тётя, занимаясь малышом. — Да она там, бедная, с ума сходит!.. Томочка, моя ж ты детка! — досмотрелась она, управившись с дитём. — Платьице-то на тебе — совсем порватое. Куда ж в таком-то? Осталась бы у меня.

— Ей, тёть, нельзя, — возразил Ванько твёрдо. — Завтра с утра нас станут искать. — И он рассказал в нескольких словах о стычке с полицаем, оставленным лежать связанным на улице неподалёку.

— За малютку не беспокойтесь, а Тамаре и впрямь лучше пойти с тобой, — согласилась тётя. — Но я тебя так не отпущу. Подержи-ка братика, — и она вышла в соседнюю комнату.

Мальчик, оказавшись в домашней обстановке, обихоженный и обласканный пусть и незнакомой тётей, успокоился и повеселел. Заметил на этажерке слоников, показал пальчиком и потребовал:

— Дай цацу!

— Нельзя, братик, это чужие слоники, — начала было отговаривать сестра, но тут как раз вернулась хозяйка с вязанной кофтой и новенькими ботинками в руках.

— А что тут чужое? Слоники? Это — не чужие, это влерочкины игрушки!

Поманив малыша, который, как ни странно, охотно потянулся к ней, приняла на руки и прошла к этажерке, говоря:

— Забирай, мой маленький, всё это твое… Поиграй, — посадила его на диван. — Вы ж голодные, как волчата, — повернулась к ребятам. — Может, яишницу сладить?

— Это, тёть, будет долгая песня… Собери что-нибудь на скорую руку, мы подкрепимся дорогой. На ходу, чтоб не терять времени.

Хозяйка настаивать не стала. Пока Тамара зашнуровывала ботинки, она собрала свёрток. Ванько сунул его за пазуху, и они ушли.

Станция, несмотря на поздний час, не спала: почихивал паровоз, временами мелькал переносной свет, доносился говор. Взяли правей от неё. Полоса отчуждения, поросшая кустарником, служила надёжным прикрытием. Вскоре Ванько облюбовал место для перехода на ту сторону. Посидели, прислушиваясь, изучая обстановку.

— Вроде всё тихо, но всё-таки сперва разведаю, — решил он и, крадучись, удалился в сторону насыпи. Из-за плотной темени в нескольких метрах стал неразличим.