Утихший было рев детей вновь наполнил вагоны.
На второй день эшелон остановился на полуразрушенной станции.
К вагонам подошел худощавый офицер в фуражке с высоченной изогнутой тульей. Солдаты и полицаи вытянулись.
— Разгружать! — хриплым голосом приказал офицер.
На дверях загремели засовы.
— Выходи!..
Люди боязливо слезали из вагонов на землю, косясь на конвоиров, держащих на поводках рычащих овчарок.
Какая-то женщина, прижимая к груди ребенка, побежала прочь. Но не успела она добежать до платформы, как раздался треск автоматной очереди…
Согнав людей к полуразрушенному станционному зданию, охранники проявили «заботу» об узниках — отобрали вещи и продукты.
Через полчаса колонна растянулась длинной лентой, направляясь к далекой кромке леса. Шли трудно, увязая в липкой, холодной грязи, ощущая холод и сырость сквозь чулки и рваную обувь.
Еще не скрылась из глаз станция, как послышались выстрелы. Стреляли в отстающих.
Шли долго. Торопясь до наступления темноты пригнать колонну к намеченному пункту, фашисты зло подгоняли людей. Мальчик лет шести устал, остановился. Фашист застрелил его…
Старухи заголосили:
— Ироды!
Таким же образом сгоняли стариков, женщин, детей и из других городов и сел Белоруссии, вели их в намеченные концентрационные лагеря.
Около местечка Озаричи — болото. Местами виднелся на нем снег, но между кочек уже вытаяли заводи. Над изгородью возвышались сторожевые вышки, похожие на грибы. Подступы к лагерю были заминированы. Правда, кое-кому удавалось преодолеть заграждения, но далеко не всем…
С подъехавших к воротам машин швыряли в голодную толпу эрзац-хлеб. Те, кому удавалось схватить каменистый кусок, опускали его в лужу… Да и такого «хлеба» было мало…
Коченея от сырости и холода, бродили по лагерю дети, разыскивая своих матерей.
А потом ко всем бедствиям прибавилось еще одно — оттепель сменилась заморозками.
Как ни крепились старухи, но и они не выдержали, разрыдались, услышав, как мальчик лет четырех сказал матери:
— Мамочка, когда вернемся домой, я сделаю в своей хате целых три печки, чтобы было совсем тепло…
Лицо мальчика оставалось мечтательно-задумчивым.
Голод, холод и болезни косили людей без разбора. Узники раскапывали мох, ища коренья чахлых сосенок, пили болотную воду. А с кромки бора, оттуда, где расположились начальство лагеря и охрана, доносился умопомрачающий запах варящегося мяса…
Время от времени новые несчастные — из Подосинников, Дерти — прибывали в лагерь.
— Там еще хуже, — жаловались прибывшие. — Здесь хоть палками не бьют, а там — не так взглянул, лупят, раздевают догола.
Весна брала свое: снег почернел. Кое-где появилась на кочках прошлогодняя желтая трава. С надеждой люди смотрели в небо — вдруг выйдет солнце! Но солнце пряталось за низкими тучами.
И вот однажды над лагерями появились немецкие самолеты и распылили сухие и жидкие рецептуры с риккетсиями — возбудителями сыпного тифа. Посев пал на подготовленную почву. Через две недели в лагерях начались массовые заболевания.
Между тем советские войска, прорвав вражескую оборону, с боями освободили город Калинковичи. Войсковая разведка генерала Батова, скрытно продвигаясь по территории, еще занятой противником, услышала детский плач. Остановившись, прислушались, потом двинулись дальше и в прорезях утреннего тумана, стоявшего над болотом, внезапно различили сторожевые вышки. Люди за колючей проволокой кишели, как в муравейнике.
Разведданные были доложены командующему 1-м Белорусским фронтом Рокоссовскому. Его приказ был краток: стремительным ударом взять лагерь смерти. Но фашисты и не думали сопротивляться. Отошли без боя.
То, что пришлось вскоре увидеть нашим солдатам и офицерам, не походило ни на что виденное… Из распахнутых лагерных ворот навстречу им бежали и ползли изможденные, полунагие старики и дети. Все, кто еще мог двигаться, спешили навстречу освободителям. Голосили, плакали… На землистых лицах — жуткая радость!
— Наши!
Освобожденные и освободители сбились в одну толпу. Отовсюду слышалось:
— Хлеба!
С подъехавшего к лагерным воротам «виллиса» сошли генерал-лейтенант медицинской службы Вершинин, майор Лавров и капитан Туманов. Они прибыли сюда по экстренному донесению с фронта.
Мимо них, по грязной, оттаявшей земле, шли больные старики с тонкими, как у детей, шеями, женщины, с глубоко ввалившимися, лихорадочно поблескивающими глазами, дети, со сморщенными, как у стариков, лицами. Увидев невдалеке явно сумасшедшую женщину с мертвым ребенком на руках, врачи невольно остановились. Женщина пыталась качать ребенка, улыбалась, напевала что-то и ни за что не желала расставаться со своим несчастным младенцем…
Читать дальше