Виктор Шепило - Ночь на площади искусств

— Странно, — влез со своими соображениями Матвей, — А если умрет шофер такси — его тоже провожают все пассажиры, которых он возил, или только самые благодарные?

— Любого умершего сопровождают самые значительные деяния, которые он совершил здесь.

— А мерзкие?

— Если таковых было больше, то над его процессией черным-черно. Страшно! Тучи саранчи…

— Отсюда мораль: жить нужно достойно, — подвел итог Ткаллер. — Но… знаете… зачастую бывают подлые обстоятельства…

— Подлых обстоятельств не бывает, — категорично сказал Траурный и налил всем вина. С облегчением выпили. Долгое время никто ничего не мог сказать.

Вдруг послышалось кряхтение майора. Он начал ворочаться на диване, бубнить, что упрячет всех за решетку. Наконец приоткрыл один глаз и тут же закрыл его, но через некоторое время снова открыл — широко-широко, от удивления.

— В самом деле ужин, черт возьми! — сказал он, глядя мимо своих обидчиков на стол.

— Вы очень голодны? — спросила Клара.

Майор медленно поднялся, внимательно осмотрел комнату, а затем и самого себя.

— Второй раз за одну ночь усыпляют, — бурчал он. — Спасибо, что хоть на этот раз в форме проснулся.

— Не желаете ли с нами? — осторожно предложила Клара.

— Я знал, что вы все заодно, — усмехнулся кривой усмешкой Ризенкампф. — Полицию не проведешь.

— Так господин майор желает нас арестовать или все-таки отужинает? — не унималась Клара.

— Отужинать, говорите? — переспросил майор. — Нет, у вас в самом деле ужин?

— А почему это вас так удивляет?

— Какой мне сейчас странный поминальный ужин приснился. О-ей-ей! — Майор, не дожидаясь еще одного приглашения, подсел к столу. Ему налили вина, и он залпом выпил. — Будто меня похоронили и я же распоряжаюсь на собственном поминальном ужине. За гробом шла уйма уголовников, проституток, наркоманов и прочих подонков. Я пытаюсь убежать из гроба — костюм не пускает. Все хотят со мной проститься, исподтишка ущипнуть, уколоть булавкой, даже пырнуть ножом. Затем приперлись все на ужин. Каждый мне претензии предъявляет, ультиматумы, желает прежние счеты свести… Ужас. Нет, лучше быть с вами. В худшем случае — отравите, в лучшем — усыпите.

Вдруг майор вздрогнул:

— Какой сегодня день?

Ему сказали.

Он посмотрел на часы, опустил голову и тихо сказал:

— Ну вот. Теперь все.

Ризенкампф еще раз посмотрел на часы, наблюдая за движением секундной стрелки: стрелка вхолостую кружила по циферблату — время не менялось.

— Сколько на ваших? — спросил Ризенкампф у Ткаллера.

— Без четверти четыре.

— А на ваших? — обратился к Матвею.

— То же самое.

Клара бросила было взгляд на свои часики и вдруг негромко спросила:

— Вам не показалось, будто кто-то покинул кабинет?

— Как? Когда? — встрепенулись гости.

— Только что. Я слышала: встал, прошел и вышел через дверь.

— Может, это время покинуло нас?

Ни Клара, ни ее супруг — никто из присутствующих не знал, что городские часы на ратуше тоже остановились.

Часы на городской ратуше тоже показывали без четверти четыре. Площадь недоумевала, площадь смеялась, площадь тревожилась. Испуганного хранителя городских часов привели едва ли не за шиворот к угрюмому полковнику. Хранитель ответил, что за тридцать лет его службы ничего подобного не случалось. Накануне он осматривал часы: почистил и смазал механизм. Все было в порядке. Старый часовщик готов был поклясться на чем угодно. Но знал он твердо, что плохи дела в городе, если время смеется над всеми.

— Ерунда, — отвечал полковник, — Время всегда смеялось над людьми и вообще над всей земной жизнью. Самый большой насмешник — время. Время всегда обманывает, даже если городские часы показывают верно! Однако поговорим по существу: что было после того, как вы закончили осмотр и подготовку часов?

— Я закрыл башню на ключ и опечатал, как обычно. Часы шли нормально до тех пор, пока на площади не появился петух Мануэль. Часы тут же сбавили ход, а вскоре и вовсе остановились. Я поднялся по лестнице — замок цел и пломбы не нарушены. Однако дверь заперта изнутри.

— Срочно поднимитесь на башню и займитесь часами!

— Боюсь. Тридцать лет не боялся, а теперь боюсь.

— Дадим в помощь трех полицейских.

— Вы забыли, что закон нашего города запрещает полицейским подниматься на башню, — поморщился часовщик. И напомнил историю вековой давности.

Полицейский, охранявший часы в ночное время, занимался там блудом. Одна из его любовниц — совсем юная — оказалась в тягости и боялась появиться с животом дома. Полицейский прятал ее в башне, носил еду и прочее. Часы громко били прямо над головой бедняжки, и она преждевременно скинула крошечного уродца, которого замуровала в стене. Вскоре об этом узнал весь город, и муниципалитет издал указ, запрещающий отныне полицейским подниматься на башню.