Виктор Шепило - Ночь на площади искусств

— Кто распорядился заменить кресла? — громко спросил Ткаллер.

— Я, — ответила дама, — Так, во-первых, эффектнее. А во-вторых, красные места занимают брачующиеся в этот день, а черные — те, кому суждено умереть.

— А последний ряд?

— Умирающих всегда больше. Семьи заводят далеко не все, а смерть — удел общий.

— Зато некоторые вступают в брак не один раз!

Графиня задумалась.

— Все равно. По очкам и всем нотам побеждает смерть.

Пока Ткаллер беседовал с графиней, в зале начались беспорядки. Коты и кошки вдруг решили бракосочетаться. Они прогоняли с бордовых кресел мышей в свадебных нарядах, ловили их в свои траурные вуали, словно в сети. Затем подхватили партитуру Свадебного марша, водрузили ее на сцене и украсили цветами и копчеными сосисками. Оставшиеся на свободе мыши решили расправиться с партитурой Траурного марша — изгрызть! Превратить в кучу бумажной пыли! И обнести эту кучу мышиным пометом. Но компьютерная бумага была обработана особым ядом, и грызуны отползали в полуобморочном состоянии, едва волоча задние лапки.

Старуха пыталась призвать всех к порядку, но вражда разрасталась. Зал предстал перед Ткаллером полем жесточайшей битвы. Графиня не могла успокоить враждующих и кивнула камердинеру в ливрее. Тот распахнул двойные двери, и зал начал заполняться престранными существами — очевидно, тоже внучатами графини. Устанавливать порядок явились чудища с бычьими, ослиными и львиными мордами, с женскими торсами — в глаза директору бросились обнаженные груди необыкновенной белизны, торчащие соски величиной с маслину. Зал загудел, зашатался, как при землетрясении. Расправа с непослушными мышами и кошками была жестокой. Ткаллер искал глазами графиню, но ее нигде не было. Тогда он бросился к запасному выходу — закрыт! У главных дверей стоял здоровенный камердинер.

— Вы из каких будете, почтеннейший? Из красненьких или черненьких? — усмехнулся тот.

— Пусти, — умолял Ткаллер, протягивая тугой бумажник.

— Не положено. Будет концерт.

— Пусти! — Ткаллер попытался оттолкнуть камердинера, но руки ему заломили два непонятных существа.

— Все места уже заняты, — вырывался Ткаллер.

— Вам оставлено. Почетное.

— Нет!

— Вы сами затеяли этот компьютерный путч. И теперь бежать?

Директора затащили на верхний ярус. Там вдоль галереи висели в массивных золоченых резных рамах портреты великих композиторов в камзолах, фраках, сюртуках. Все приветливо смотрели на Ткаллера. Рядом с Камилем Сен-Сансом (1825–1921) и в самом деле была пустая рама. Ткаллер подошел ближе. Выдающийся маэстро протянул из рамы руку для знакомства. Ткаллер в волнении пожал протянутую ладонь, да так трепетно, что Сен-Санс сморщился и сказал: «Как вы возбуждены-ы…» Портрет вдруг перекосило, и он начал медленно сползать по стене. Ткаллер по очереди подходил к золоченым рамам, и все после его рукопожатия едва ли не с плачем сползали по стене. Так Ткаллер дошел до И. С. Баха (1685–1750). Иоганн Себастьян на удивление спокойно покоился в своей раме, внимательно смотрел на Ткаллера и, казалось, слегка улыбался. Ткаллер замер на месте — так его поразило безмятежное самообладание композитора.

— Ну что же вы? — низким доверительным голосом поинтересовался Бах и протянул свою мощную руку органиста, — Подойдите, познакомимся. Смелее… смелее…

Ткаллер чувствовал себя испуганным провинившимся мальчишкой. Подходить ему не хотелось, но какая-то сила толкала его вперед. Ткаллер протянул дрожащую холодную руку. Пальцы его тотчас очутились в мягкой, чуть влажной баховской ладони. Бах улыбался, гладил директора взглядом и ничего не говорил. Рука его постепенно становилась тверже, напряженнее, сокрушительнее… В конце концов от мощи рукопожатия в ушах Ткаллера оглушительно загремел орган.

— Пустите! Руке больно! Не могу-у! — вырывался Ткаллер.

— Э, нет, — по-прежнему спокойно говорил Бах, — Надо отвечать за свои поступки. Зачем моих соседей обидел?

— И не думал. Мне сказали, что одно место в раме…

— Место в раме нужно заслужить…

— Я случайно здесь… Я уйду…

— Иди.

— Да отпустите же руку!..

— Александр! Проснись! Да проснись же! — теребила спящего мужа Клара, — Что ты раскричался?

Ткаллер высвободил совершенно затекшую во сне руку и открыл глаза.

— Ты одна?

— С переплетчиком.

— Если бы ты знала, какие видения меня только что посетили…

— Кого вы видели? — с интересом спросил Матвей, — Их было двое?