Женщина простирала вверх руки, вспышки молний освещали ее радостные безумные глаза.
— Вовремя! Ох, как вовремя, небо, ты сверкаешь, негодуешь и грозишь! — продолжала простоволосая женщина, — Благодарю! Прошу тебя об одном: помоги найти моего Анатоля! Слышишь?! Или забери и меня в свою сияющую бездну! Это прошу я, в прошлом великая грешница, а ныне покаявшаяся Мария из Марселя!..
Люди, нашедшие себе укрытие, не понимали, что за Мария, из какого Марселя, — ведь отсюда очень далеко до Марселя. Может быть, слова Марии и не поразили бы так, если бы вой ветра и пушечные удары грома не усиливались через чувствительные микрофоны. Те, кто следил за празднеством у включенных радиоприемников, восприняли это как начало театрализованной программы. Режиссер не стал отключать трансляцию, чутьем угадав фестивальную рекламу. А Мария стояла с поднятыми руками и продолжала взывать:
— Анатоль! Где тебя искать? Неужели ты увидел неведомые поля асфоделей и потерял даже память и скорбь по этому миру?
В небе появилась какая-то птица. Она то стремительно набирала высоту, то снижалась, трепеща крыльями. Вдруг ослепительно сверкнула молния, ударил гром, и к ногам Марии упала горлица. Птица была оглушена, ее голова судорожно дергалась, крылья били по настилу. Мария опустилась на колени, подняла птицу, погладила нежно рукой.
— Анатоль, — сказала она тихо и посмотрела вверх, — Неужели небо услышало и вернуло твою раненую душу?
Но небо молчало. Гроза уходила в сторону, тучи рассеивались. Появились крупные золоченые звезды. Засияла небесно-чистым голубым светом луна. Тишина и покой воцарились на площади Искусств. Мария, прижимая к груди бьющуюся птицу, удалилась в один из переулков, примыкающих к площади.
Первое время площадь оставалась совершенно пустой. После громового ливня повисшая тишина казалась неправдоподобной. Тишина и пустота настораживали. Никому не хотелось выходить из своих укрытий. Там было тесно, но безопасно, потому уютно. Люди, отсиживаясь и переглядываясь, чего-то ждали. Как-то вдруг все началось и мигом исчезло: буря, молнии, гром, ливень, странная женщина у микрофона… И вот уже ничего нет. Тишина и лунное сияние. И вообще, было это или не было?
Наконец на площади появился одинокий согбенный человек в мокром фраке. В руках его была валторна. Усталой походкой он добрел до эстрады, сел за пустой пюпитр, достал из фрачного кармана нотный лист, затем посмотрел вверх, медленно поднес мундштук к губам, и над пустынной площадью поплыла простая нежная мелодия. О, что это была за мелодия! Ее не повторить, но и не позабыть никогда…
Потом на площади появились две старушки. Одежда на них была совершенно сухая. Строгого покроя светлые платья, темные жакеты и шляпки-канотье. Под музыку они пересекли площадь и повернули назад. Казалось, они вот-вот начнут танцевать менуэт. Под звуки валторны старушки удалились, и в воздухе появились какие-то хлопья. Снег? Пух? Нет, это был пепел. Сотни изумленных глаз смотрели из укрытий.
Что-то поминальное было в этой живой картине. Пепел медленно кружил над площадью, падая на фрак валторниста, канотье старушек, и тут же исчезал. Какое-то время пахло гарью, но и это прошло. Скоро все прошло. Площадь опустела — старушки удалились, валторнист взял свои ноты и тоже ушел. Спектакль окончился.
Первым на площади Искусств появился Мэр. Он спокойно выкатил на своем ландо, запряженном парой великолепных лошадей. Выйдя из коляски, Мэр осмотрелся, сверил собственные часы с часами ратуши. На сей раз часы показывали точное время. Увидев шефа, на площадь поспешили его заместители, затем неспешно стали появляться из своих укрытий музыканты оркестра, горожане, гости. Выходили с опаской, словно ожидая еще какого-нибудь подвоха. Кто-то даже вышел с поднятыми руками, словно сдаваясь в плен. На весельчаков серьезные люди поглядывали с подозрением. Кому-то показалось, что городской воздух пропитан непонятными ароматами. Возникли споры.
— Какая свежесть! — восторгался один, — И пахнет удивительно. Черемухой.
— Да что вы, — возражал другой, — Пахнет чем-то жареным.
— Отчетливо слышу. Черемуха.
— Откуда в конце лета черемуха?
— Не знаю. Но пахнет.
— Пахнет жареным.
— Пареным?
— Нет. Жареным.
Спорщики начали заводиться, привлекая к себе внимание. Тут вмешался Мэр.
— Господа, перестаньте, — сказал он примирительно, — Прошел обычный летний дождь. Очень кстати. Город стал еще краше. Сейчас поправят оформление и будем начинать праздник.
Читать дальше