Виктор Шепило - Ночь на площади искусств

— Так вы не себе?

— Исключительно себе.

— Так почему вы не хотите назваться?

— Вам я не хочу лгать, — преданно глядя своими мутными глазами, отвечал преследователь, — Вы хорошо ко мне отнеслись. И ценность автографа значительно уменьшится с вымышленным именем. Кроме того, этот автограф будет просто бесценным — коли вы никому более не подписывали в эти дни буклетов! Я ведь хотел получить последний, потому и провожал вас до дома. А это будет еще и единственный! Колоссально!

— Тем более нужен адресат. Итак, ваше имя? — приготовился писать Ткаллер.

— Макс Киршфорн, — вкрадчиво, как бы боясь оскорбить, ответил собеседник.

— Отлично. Макс Киршфорн! — повторил Ткаллер, выбирая удобное место, чтобы размахнуться-расчеркнуться. Но вдруг рука его застыла, даже слегка занемела, — Позвольте… так вы известный собиратель некрологов?

— Именно.

— Так что — я еще жив или мне это кажется?

Макс в отчаянии даже топнул ногой:

— Я знал. Наверняка знал, что мое имя вас смутит. Зачем вы только меня спросили?!

Ткаллер сунул в широкий карман Макса неподписанный буклет и ручку и двинулся к дверям. Макс прыжком настиг его перед дверью, упал на колени и вскинул руки — словно вороньи крылья:

— Не губите! Это же уникальная возможность — получить автограф накануне!

— Накануне чего?

Макс схватил руку Ткаллера, зачем-то начал тянуть ее к себе. Вдруг разрыдался:

— Господин Ткаллер! К чему притворяться! Дело сделано! Жизнь ваша закончена, и ничего не изменить. Уже никто не в силе. Понимаете, никто Найдите в себе мужество сказать последнее «прощай»! Дайте же автограф! В конце концов это ваш долг!

Ткаллер вырвал руку, оттолкнул Макса, захлопнул за собой дверь и закрыл замок на два оборота. Не включая свет, быстро поднялся по темной лестнице к себе. На ступенях его вновь обдало мощной жаркой волной, он еле удержался за поручни.

У себя Ткаллер выпил холодного лимонада, сел в кресло. Во всем теле была противная слабость. Ничего не хотелось — только сидеть в кресле, ощущая чуть взмокшей ладонью запотевшую поверхность стакана. Тем не менее Ткаллер поднялся, выглянул из-за шторы. Макс Киршфорн стоял внизу под фонарем. Где-то далеко, в стороне площади, пылало зарево факелов.

Странно, что этот Киршфорн встретился ему именно сейчас, в эту минуту, размышлял Ткаллер. О Максе ходило много слухов и легенд. Рассказывали, что долгие годы увлечения предсмертными автографами и некрологами изощрили его наблюдательность настолько, что он по малейшим признакам угадывал: жилец — не жилец. Он стремился к человеку, над которым уже была занесена длань провидения. Таких Киршфорн любил утешать: дескать, смерть — это избавление, уют, покой, бояться ее не надо. Собеседник недоумевал, к чему все эти бредни, а через час-другой вдруг умирал от кровоизлияния или инфаркта. Немудрено, что Макса сторонились. Он знал об этом и появлялся в людных местах только в случаях крайней необходимости.

Ткаллеру опять вспомнилось предсказание старухи: «Будешь мальчик победителем и умрешь от восторга».

— Далеко мне и до победителя, и до восторга… — утешал себя Ткаллер, снова подходя к окну. Макс, сгорбленный, долговязый, все еще покорно торчал под фонарем. «А ведь жизнь его счастлива, она наполнена особым смыслом, есть в ней свой интерес, страсть. Что нужно этому траурному чудаку? Проводить жертву в мир иной? Или через разгадку конца чужой жизни он пытается объяснить что-то в своей?»

И опять горячая волна окатила его тело, лоб покрылся испариной… Приступ окончился ломким ознобом. Отпустило. Ткаллер пытался успокоить себя:

— Кто же это сказал вчера, что никто не уходит из жизни удовлетворенным? Люди мечутся, толкаются. Негодуют — и до конца жизни им некогда задуматься о ее сути. Как же мне суждено умереть в восторге? От какой такой радости? Зачем я все это натворил? Зачем доверился компьютеру? Теперь крах. В этом зале музыка звучать не должна. Стены и дух его уже осквернены. Ноги моей там не будет. А теперь — раздеться и постараться уснуть… И пусть этот поминальный чудак подпирает фонарь до утра. Клара говорила, что я эгоист? Вот и будем оправдывать это определение.

Ткаллер принял легкое снотворное, но спасительная дремота не овладевала им. Вдруг с улицы послышались крики, шум и даже вой сирены. Ткаллер вышел на балкон — огромное зарево полыхало за домами на площади. Какие-то люди бегали, суетились. Что-то кричали друг другу. Только Макс Киршфорн безучастно стоял под фонарем.