Аше Гарридо - Видимо-невидимо

Провидец отмахивался от них, уговаривая не гневить Бога, не привередничать и радоваться, что всё устроено так замечательно. Его бодрый тон окончательно встревожил отцов города: так врач лгал бы больному, которому не в силах помочь, — и они вцепились в него со всей решимостью отчаяния. Не зная уже, как от них отделаться, провидец распахнул окно, приглашая полюбоваться открывавшимся видом и проникнуться благодарностью к Богу и судьбе, но осёкся. С лица его сползла фальшивая улыбка, оно помрачнело. Да, лицо его помрачнело, просветлело и помрачнело вновь.

— Видите этого, с вороной?

Отцы города столпились у окна. Неизвестный с птицей на плече стоял спиной к ратуше и виделся из ее окна неподвижным черным силуэтом на фоне ослепительного сверкания моря-океана.

— Поставьте ему памятник, — сказал провидец. — И можете спать спокойно.

И ушел, не пожелав прибавить к сказанному ни единого слова. В Суматохе его не видели больше никогда.

— А правду говорят, что лягушки от дождя заводятся? — печально обронил в окружающий сумрак толстый Хо. Сумрак слоился белесыми волоконцами, кудрявыми завитками, сладкий и терпкий аромат чернослива мешался с острым запахом водорослей.

— Нет, лягушки — от сырости, — твердо сказал длиннолицый Мак-Грегор, не выпуская трубки из зубов.

— Ну да, от дождя и сырость, — встряхнул мокрыми космами Видаль. Птица у него на шляпе сердито захлопала крыльями и выкрикнула что-то не совсем приличное. Видаль поднял руку и погладил ее, успокаивая.

— Не скажи, — протянул белобрысый Олесь Семигорич. — Если, например, болото, то и дождя не надо.

— Как это — дождя не надо? — насупился Ао. — Это кому тут не надо дождя? Тебе, что ли, божий приемыш? Так и скажи, я тебя из очереди вычеркну.

Может, и шутит, а может, и нет. Выяснять — себе дороже. Трава посохнет, озерцо новорожденное обмелеет, а в озерце — рыба, раки, водомерки, да и лягушки те же…

— Да не кипятись ты, водяной, нужны мне твои осадки, во как нужны! Жду тебя на Райдуге не дождусь.

— Не водяной, а дождевой, и не осадки, а…

Мак-Грегор из Долгой долины ласково двинул зануду кулаком в плечо.

— Угомонись. Это ты к месту не привязан, там язык почешешь, тут словом перекинешься, а люди всё больше по одному и молчком, дай уж душу отвести. Тем более — праздник такой!

— Да ты послушай, они же нарочно. Видаль, зараза, зазвал в гости — и подкалывает!

— Брось, Ао. Язык без костей, что хочет, то и лопочет, а насквозь не проткнет, — и подвинул Дождевому кружку. Пышная пена качнулась над ней, поползла по крутому боку, оставляя на темной поливе влажный след. Ао сверкнул глазами и припал к источнику наслаждения.

Блюдо с жареной дичью было шириной со стол, вокруг него сгрудились миски с вареной картошкой, на широких тарелках пушился молодой укроп, курчавилась петрушка, вперемежку лежали сладкие перцы, мясистые, сочные — и поджарые, злые их родичи. Вереница кувшинов, полных отличного холодного пива, протянулась вдоль стола.

Длинный стол, покрытый домотканой скатертью, стоял прямо на песке. Меленькие медленные волны двух шагов не докатывались до него. Над заливом плыла в тонких облаках нестерпимая луна. Сестра ее близнец, распустив серебряные косы, купалась в спокойной воде.

За спиной уютный желтый свет лился из закругленных сверху окон, дом, как живой, тоже грелся в негромком тепле дружеской пирушки. Над замшелой крышей высоко тянулись сосны, над черной массой слитых в темноте крон казалось светлее усеянное мелкими гвоздиками небо. Из тьмы за соснами доносился приглушенный шум прибоя. Там было море, и волны его бежали из неведомого далека.

Гости любовались ночным пейзажем вскользь, не приглядываясь. Только здешний смотритель в точности знает, каким должно быть место. А другие мастера, если станут пристально глядеть, такого наворотить могут… Не слишком велика, да и не сразу заметна разница, все они умеют запоминать точно. Но мельчайших расхождений хватит, чтобы сбить с толку место, и оно начнет сомневаться в себе. Начинай с начала, мастер!

Только вскользь, бережно, едва касаясь — и уже у себя, под полуприкрытыми веками, что запомнили — любуются от души, смакуют мелочи.

— Да вы не поняли, люди… — вздохнул Хо. — Я ведь серьезно. У меня лягушки не заводятся. Я уж и комаров развел — думал на корм приманить… — Хо сокрушенно развел руками.

— А как в прошлом месте? — придерживая рукой птицу, наклонился к нему Видаль. — Росные луга — твоя ведь работа?