Юлиан Хомутинников - Самолеты, или История Кота (СИ)

Да, конечно. Я чувствую, как лоб покрывается испариной, а губы так и норовят растянуться в кривую улыбку.

Это сигнал оповещения. Новое сообщение — вот что это такое. Я получил новое сообщение, кто-то оставил мне письмо на сайте Кота.

— Простите, ребята, но мне пора, — шепчу я. — Соня, спасибо за чай.

— Да не за что, — девочка пожимает плечами.

Но меня уже нет. Я уже на рабочем месте. Передо мной — экран монитора и окно браузера в нём. И сайт Кота.

Маленький жёлтый конвертик мигает в правом верхнем углу.

«Неужели я дождался?..»

Рука, сжимающая мышь, дрожит и не слушается. Наконец попав по конверту, я открываю письмо.

«Привет, maIIIx!

Мой друг рассказал мне о твоём сайте, и я сразу же сел писать тебе. Думаю, это может быть важно.

Дело в том, что я видел эту девушку, Кота…»

Сердце моё бьётся, как у испуганной птицы.

«…Но есть проблема: это было три месяца назад…»

«Три месяца?! Чувак, где ж ты раньше-то был?!»

«…Три месяца назад, в селе под названием Верхний Уймон — это в горах Алтая, недалеко от Усть-Коксы. Собственно говоря, ей был нужен проводник. Сам я фотограф и альпинист, а те места знаю хорошо, лучше многих: всё-таки это моя родина, хотя я уже давно там не живу. Что она искала — я не знаю, точнее… Она говорила, но её слова показались мне довольно странными. Она искала Беловодье — может, слышал про такую мифическую страну?

О том, где на Алтае может быть Беловодье, и может ли, мне ничего не известно. Так что она ориентировалась на какие-то заметки.

Мы шли на юго-восток, в сторону Белухи. От Верхнего Уймона через Тюнгур, а потом на юг, к озеру Кучерлинское. Последняя остановка была на правом берегу, у подножия Белухи, точные координаты — 49° 52; 33; северной широты, 86° 24; 52; восточной долготы.

Собственно, там-то мы и расстались. Она была уверена, что Беловодье где-то рядом, мне же надо было в другую сторону. Поэтому я ушёл, и ничего не знаю о том, что могло случиться с ней после этого…

Не хотелось бы давать тебе ложную надежду, но, возможно, Кот всё ещё жива. Она не производила впечатление человека, который может пропасть без вести, даже в таких диких местах.

Разве что она и правда нашла своё Беловодье…

Собственно, у меня всё. Надеюсь, с ней всё хорошо, и она скоро вернётся домой.

С уважением, Григорий Атаманов».

…Дальше я плохо помню. В подобных случаях у меня включается нечто вроде автопилота, блокирующего ненужные функции вроде эмоций и лишних мыслей.

Но я:

— написал ответное письмо Атаманову, в котором горячо поблагодарил его;

— опубликовал его письмо на главной странице сайта, в «горячих новостях» и попросил подключиться к поискам всех, кто может и хочет;

— связался с командиром поисковой бригады и передал им информацию о возможном местонахождении Кота;

— отыскал на картах место, о котором писал Атаманов (и правда глухомань);

— запустил сбор информации о Беловодье и возможности его локализации на Алтае.

И, кажется, что-то ещё, уже не помню. Проект ведь более чем самодостаточный, главное — информация. Кроме того, зона поиска всё-таки изрядно сузилась. Три месяца — это, безусловно, срок, но он — ничто по сравнению с двумя годами.

Возможно, она жива! Нет — она точно жива! Я чувствую: она близко!

Спокойно, Кот, без паники. Я почти нашёл тебя. Почти нашёл.

Впрочем, крохотный червь сомнения всё-таки подтачивал мою уверенность. Ведь она, придя к нам как призрак, говорила как раз об Алтайских горах. Значит ли это, что я мог опоздать буквально на три месяца?..

Нет-нет-нет, я даже думать об этом не желаю. Только не теперь, когда я подобрался к тебе так близко. Одно дело два года, но три месяца! Это же не срок — правда, Кот? Ты же не могла прожить неизвестно где и как целых семь лет, чтобы умереть в последние три месяца?!

Господи! Я никогда особенно в тебя не верил. Но если ты и правда есть, — прошу, пусть она будет жива! Пусть она наконец найдётся! Пусть эта проклятая жизнь без проблеска надежды наконец-то закончится!!

Пожалуйста.

Я готов заплатить любую цену за то, чтобы она вернулась живой и невредимой. Любую — даже если это будет моя собственная жизнь.

Прошу.

Ведь она — это всё, что у нас есть. Мы можем изображать счастливую семью за чаепитиями сколько угодно, мы можем запираться в своих мирах и тихо сходить с ума сколько угодно, мы можем построить сколько угодно самолётов, чтобы только унять эту ни с чем не сравнимую боль, заполнить эту зияющую пустоту в наших душах, но!