Евгений Фоменко - АртХаос. Повесть и рассказы

Пленник так оживленно затряс головой, что даже стукнулся затылком об стену. Несильно, но звук получился смачный. Шишка, видимо, ему была обеспечена.

– У тебя же есть художественное образование?

– Художественное училище, – уже не так сильно тряхнул головой Тоша в знак согласия.

– Так вот, раз уж ты художник, – продолжил я тем же тоном. Для чистоты полицейского эксперимента мне не хватало чашки кофе и пончика, – а ты мог бы нарисовать что-то такое, чтобы понравилось людям, что заставило бы их задуматься?

Тоша на секунду задумался.

– Я же художник, это мое предназначение! – к пленнику вновь вернулся былой пафос.

Мои недовольно сдвинутые брови тут же заставили почуявшего родную стихию художника умолкнуть и втянуть голову в костлявые плечи.

– Ты не выступай тут, а то смузи по хлебалу размажу. Без команды голос не подавать! А какой ты художник – мы сейчас посмотрим, – я изобразил на лице секундное раздумье, – в общем, я решил. Если ты нарисуешь картину, которая мне понравится, то я тебя отпущу.

Тоша, похоже, не верил моим словам.

– Нет, ты не понял, – я пододвинул стул чуть-чуть поближе, – картина должна по-настоящему мне понравиться. Чтобы я посмотрел, моментально одухотворился и, роняя слюни, сказал – «Ах, какое творение! Какая композиция»! Сделай мне вкусно. Если ты нарисуешь бабу с сиськами, то я должен увидеть именно бабу с сиськами. Если ты нарисуешь утро в сосновом бору с медведями, то там должны быть эти гребаные медведи. Ты понимаешь, о чем я говорю? Я не хочу потом ломать голову над тем, что ты намалевал.

– Я…Я…

– Головка от Дега, – я бесцеремонно перебил Тошу, – кстати, а почему ты называешь себя Тоша Бордо?

Тоша хотел что-то сказать в ответ, но я снова его перебил.

– Бурда! Все, что ты делаешь – бурда! И мне тошно от тебя. Тошно и бурда – поэтому и Тоша Бордо!

Я встал со стула, чтобы размять уже начавшие затекать колени. Пленник еще сильнее прижался к стене.

– Расслабься, – я постарался говорить как можно спокойней, – знаешь, как говорили? Помоги себе сам. И ты можешь себе помочь. Рисуй!

– А где мне рисовать? – вопрос показался мне неуместным.

Широким жестом я обвел рукой комнату.

– Граф, вся эта прекрасная студия в полном вашем распоряжении! И, кроме того, за аренду я с вас не возьму ни копейки!

Я откровенно глумился, видя, какое гнетущее впечатление производит на Тошу обстановочка.

– Да я ж как меценат, который дает мастеру возможность трудиться, создавать шедевры, черпать вдохновение поварешкой. Не путай меня со спонсором, трахать я тебя не собираюсь. В этом плане я консерватор, я девок люблю.

Странно, а что это ему тут не нравится? У многих известных художников поначалу, между прочим, и близко ничего подобного не было. В лучшем случае – просторные апартаменты где-нибудь под мостом. И не факт, что в Париже.

Зажрались вы, месье Бордо, зажрались!

А ведь какой свет, какой антураж! Явно уютней и атмосферней, чем в «Пенопласте», столь милому вашему сердцу. Тут тебе и комфортабельный прожженный окурками матрас, и заколоченные изнутри окна, и высокохудожественно подранные обои. Я уже молчу про то, что удобства всегда под рукой. Всяческой винтажной рухляди тоже хватало. Да для любителей старья это был настоящий Клондайк!

А если серьезно, то место мной было выбрано удачно. Эту огороженную площадку с несколькими зданиями разной степени готовности я обнаружил случайно. Меня совершенно не волновало то, что кто-то может мне помешать. По документам этого дома вообще не было, а с пропитыми, но ушлыми сторожами, непонятно что тут охранявшими, всегда можно было договориться. И в чужие дела они свои сизые носы не совали. Тишь да благодать. Только неподалеку водопадом безостановочно ревел автомобильный поток, занижая децибелы лишь в темное время суток. А с другой стороны ему периодически вторила пригородная электричка, подражая свистку чайника.

Уже и не совсем Москва, но еще и не полное замкадье.

– В общем, так, – мой тон сменился на деловой, – Анатолий, я делаю тебе заказ на картину. Про гонорар, я думаю, разговоры излишни. Тут и так все понятно.

Я заметил, что Тоша даже не отреагировал на то, что я назвал его настоящее имя.

– Ты просто несколько ошибался в своих взглядах на искусство. Верно?

Ответ мне не требовался.

– Так вот, – я начал подводить к сути, – а ошибки нужно не признавать, а исправлять. Кровью.

Последнее слово заставило художника дернуться.