Анастасия Тихомирова - Разрозненный опыт с претензией на «любовь»

Замечается сам акт желания помочь. Какая скользкая и лентяйская деятельность – помогать. Притом, что тот, кто помогает всегда трепещет с грацией премьер-министра или какого-то другого знатока. Что это за невинное овладевание и подавление другого? Почему это не преступление? Если нечто выдается за что-то приятное, хотя это есть самодовольное проявление своего опыта. Вам говорят, что хотят помочь, намекая, что это действительно поможет, что для вас имеется что-то, в чем вы действительно нуждаетесь. Но откуда помогающим об этом известно?Если мне даже это неизвестно во всей полноте.

"Я хочу стать гением, я хочу публиковать свои сочинения!" – говорю я.

"У вас ничего не получится, никто не будет этого делать!"– снова отрезает Пани Рената.

Безалаберность вульгарного школьника, его слабое держание в руке пера обляпало мою грудь чернилами и смешала с грязью всемирного мусора. Громогласное ветвление, кружение и стеснение всего этого в воронке непонимания и вопрошания.

Какое угнетение. Она мне подарила в своих обволакивающих манерах спокойного тона, который может разразиться укусом комара и превратиться в нечто удивительное. Как чешется этот волдырь.

Почему сомнения на счет собственного будущего, вытащенные наружу, вдруг стали гореть с дымом и треском?Ведь они все время шагали стеснительной походкой у меня в голове, но вдруг, встав передо мной в пышном смокинге, заговорили властно и нетерпимо?

Что ж, если она подцепила их когтями всех своих нежных пальцев, мне необходимо заняться собой.

С голодной грудью я бродила и металась в сырости пива. Искала на дне кружек паузу, конец той глубины, которую ощущала в груди. Какая угнетающая просторность, через которую проходили чужаки в грязной одежде, хотя может быть и приятные детишки, которые представлялись хулиганами с палками.

"Что я могу прямо сейчас начать делать со своей жизнью?" – вопрошала я.

"Я должна ждать, когда поступлю в университет и там начну усердно заниматься философией" – бормотала я в изношенной надежде.

"Что сейчас?"

Однажды или даже дважды я видела ходящее оранжевое пятно, в следующий раз я уже увидела монаха в оранжевом одеянии, который раздавал пригласительные листовки.

"Приходите к нам в храм! У нас бесплатная вегетарианская еда! " – говорил он. Из его носа текла сопля, но никак не испортив его имидж, она соблазнялась законом тяготения и ползла с грацией улитки.

Через некоторое время – после того я занималась всякой чушью, отупляющей все прорастающее в уме, – готовилась к экзаменам, учила чешский – я все-таки пришла в воскресенье на их программу. Полотна с Кришной. Движения в танце. Открытые рты.

С легкой, пушистой удивленностью я думала – "Чем они здесь занимаются? Почему так восхваляют кого-то?" Я не отпускала из рук куртку, которую пришлось снять, ведь это был двухэтажный дом, загримированный под храм. В верхней одежде там не ходили. Я положила куртку в угол и сама нашла себе что-то вроде угла, точнее немного простора, но все-таки воспринимала я его как угол. После долго наблюдения за прыжками без скакалки, за возвышенным спортом, с претензией на абстрактность,я скользила в свобственных вопросах. Начался прием "ПРАСАД". Мы начали есть.

"Что все это значит?" Для меня было удивительно, что они верят в то, что существует Бог Кришна, который как-то выглядит, то есть имеет очертания, что он явный. Находится над океаном – нашим миром. Имеет 4 руки, сине-фиолетового цвета.

Это все еще ошеломляет меня – ведь они стремились к Абсолюту, под чем предполагается нечто неявное, что нельзя задать под что-то, неуловимое, захватить его – ровно тому, чтобы махать в воздухе рукой и думать, что каждый раз вы словили воздух. Если вы можете определить Бога каким-то образом или фигурой и верить, что он как-то выглядит, считайте, что вы сели на него задницей мифологических определений. Это очень безответственное подавление его пониманием через фигуративность – есть нечто безобразное,при всей нарочитой образности. Какая явная противоречивость плюет в меня от смеха и стыда за саму себя! Они верят в Абсолютную правду, причем единственную,которая при всей возвышенности претендует на дуратское ограничение.Причем это не просто контур. Я бы тоже хотела верить. Как они. Со всей глубиной верить, что есть какая-то жирная точка, причем одна, или плоскость, которой можно достигнуть.Верить в нечто, что меня поприветствует. Как это дружелюбно звучит. Хотя нет, мой въедшийся ,насквозь пронзивший меня, скептицизм в полицейских манерах кричит о запрете. И все таки как может слагаться между собой то содержание (приблизительное понимание того, что есть нечто, к чему можно стремится, что это нечто высшего порядка), в которое они верят и что есть форма (фигура, которая обозначает это нечто высшего порядка), в которую они тоже верят, но держат слишком близко друг к другу, так что даже не могут их вовсе разделить и в брыканиях защищают форму – вспомогательный, посредственный элемент! Они защищали четырехрукого Кришну, верили, что он, фиолетового цвета, существует!

Читать дальше