Кони кемарили неподалеку, иные спокойно щипали густую траву, встречая вечёру, будто в мирное время. Закат разливался по небу, как разорванный красный флаг.
Чтоб не сидеть во тьме, развели костерок, как водится, стали байки травить:
– А про «зеленых»-то сл ы хали? – спросил Семен Сивоха, бойко жуя кусок сушеного окуня.
– И шо там у них? – отозвался казак Дубравин, скребя по грязной бороде. Керя Лютый с умеренным любопытством прислушивался к болтовне товарищей.
– Так хто в их войска вступает – зеленеет весь, говорят, как кикимора поганая, вот чаво! Болотная сила, знать, с ими… – доверительно поведал Сивоха, обводя хитрым взглядом сидящих у костра красноармейцев. Те молчаливо переглянулись. И только.
В ту же ночь на отряд Лютого напали. Белогвардейская разведка, тоже малое число бойцов. Красноармейские казаки были умелыми вояками и не растерялись, не повелись на внезапность. Будучи разбуженными посвистом часового, смахнули моментально сон и обратили сабли, штыки, винтовки к врагу, что надвигался из ближнего подлеска, укутанного теплой как кровь тьмой.
Быстро завязался бой. Суровая луна следила за его исходом.
Керя Лютый, лихо рубая шашкой направо-налево, в первые секунды схватки насмерть посек двоих «белых» и сильно ранил одного. Тот с разодранным брюхом повалился в кусты, стараясь не вывалить кишки на землю.
Вражий унтер-офицер (молодой испуганный парень), выставив отчаянно наган перед собой, будто ненамеренный оберег от б о льшего, чем смерть, бежал прямо на Керю. Первые две пули улетели в темноту, никого не задев. А третья угодила прямиком в старую сухую березу.
Четвертый выстрел офицерик сделать не успел. Керя рубанул ему руку с бесполезным наганом (она упала в траву, пальцы судорожно продолжали сжимать оружие), «беляк» закричал от шока и боли, а после – получил резкий удар шашкой по шее и рухнул под ноги Лютому, захлебнувшись кровью и собственной смертью.
Достреляв-дорезав последних белогвардейцев и прикончив раненых, бойцы Первой Конной с довольными возгласами принялись «делить добычу»: начали осмотр трупов в поисках ценных вещей, оружия и боеприпасов.
Теплая ночь точно одобрила мародерство стрекотом сверчков.
На следующий день отставшие части красноармейцев так и не подошли. Отряд казаков двинулся дальше, гадая, что же могло случиться. Но в штаб армии необходимо было попасть согласно предписанию…
Весь день пересекали поля, луга и редколесья. Попалась пара запустелых деревень, но останавливаться казаки не стали ни в первой, ни во второй, сберегая время дороги. К вечеру добрались до холмов. Перешли вброд какую-то речушку, напоили коней. Решили заночевать.
У костра сели столоваться с тяжелыми думками. Вечер быстро исчезал, покрывая холмистую местность чернилами ночи. Желтушная луна скособочилась над чередой оврагов…
Керя Лютый привычно дремал, привалившись к седлу, как суматошный шумок товарищей пробудил его.
– Белополяки, што ль, ебёна мошка?.. – тревожным шепотом пробормотал Семен Сивоха, показывая на кого-то вдалеке.
С холма, на котором расположились казаки, хорошо просматривалась небольшая долина и речка. Звезды сияли, как свечи в покойницкой хате. А бледный свет низкой луны будто специально разгонял темень вокруг. И сейчас это пространство земли пересекали сотни бойцов…
В сторону маленького отряда красноармейцев шел батальон армии «мертвых». Медленно и неотвратимо.
Ехали тачанки с пулеметами, рядом держались всадники, чуть позади угрюмо брела пехота. Мертвецы двигались к намеченной (явной только для них) цели, вооруженные трехлинейками и берданками, пулеметами «Льюис» и револьверами, саблями и штыками…
Батальоном командовал сам атаман Мертвый на страшном вороном коне. Глаза атамана мерцали огнем нетленным, будто две домны ярились, а грива коня его вздымалась черным крылом, как погребальное полотно на ветру.
Среди сотен солдат были заметны почти все участники Гражданской: «красные», «белые», «зеленые», русские, хохлы, татары, евреи, казаки, казахи… Смертные шрамы блестели лунными рубцами. Простреленные лица словно смеялись дырами от пуль. На месте отсеченной в бою головы у некоторых «мертвых» крепились черепа.
Много мертвоармейцев было на марше… Там был и молоденький унтер-офицер, тот самый. На месте отрубленной Лютым кисти руки имелся «костяной протез», в котором бывший белогвардеец крепко сжимал маузер вместо потерянного после смерти нагана.
Читать дальше