Янга Акулова - Утро вечера

(Ученик, совершив акробатический прыжок, перемещается с парты на вершину стенного стеллажа, оттолкнувшись от его полки. Располагается там в позе фавна на послеполуденном отдыхе – лёжа на боку, подперев голову рукой.)

Вова: (хохочет). Учитель! Да таких учителей за шкирку и на солнышко – проветрить от нафталина. Я бы прямо лично на верёвочку и развесил, дышать-то нечем (жестикулируя свободной рукой, показывая, как бы он развесил).

Классная: (перестаёт махать указкой). Я сейчас милицию вызову.

Вова: Валяйте! Только пусть они со своими подушками придут – предупредите. Обязательно. Мне тут подушечку надо. Без неё пусть не приходят, скажите – Я не велел. А кто я такой? Ну спросите, спросите! Я – ученик великого учителя, который без милиции не справляется со своими учениками.

(Учитель складывает указку и покидает класс на прямых ногах. Вовчик спрыгивает вниз и быстро организует перестановку мебели. Все парты сдвигаются в середину класса, потом ставятся друг на друга в пропорции пирамиды – широкое основание, к верху уже, наверху стол учителя. Вовчик вскарабкивается к вершине и куда-то там втыкает ритуальную указку вместо шпиля. «Пирамида Вовчика. 8 «В», ХХ век».)

И это не конец. После представления классная добилась решения педсовета о помещении означенного учащегося в спецшколу для избранных – трудновоспитуемых. Учащийся не стал дожидаться исполнения решения и смылся в неизвестном направлении из города. Спросить было не с кого: отца у него, говорят, отродясь не было, а мать вроде была, но вроде её давно уже никто не видел. Вслед за Вовой Скорым были подчищены ещё кое-какие его приятели, и стало в классе прилично и безопасно.

С тех пор, между прочим, классная никого больше из класса не выгоняла.

«Ах, так вот ещё откуда у неё такая неприкрытая "приязнь" ко мне. Только дошло. От её незрячих глаз не укрылось то, что главный бандит и бузотёр питал к хорошистке, близкой к отличнице, какие-то свои бандитские чувства». Для хорошистки в том не было ничего, кроме – чего ради? Но во время возведения пирамиды она веселилась от души, если честно – восхищалась остроумием и дерзостью. Двоечник не боялся искусственной ни капельки! Выступление его казалось блестящим, а главное, справедливым. И больше ни у кого не хватило бы духу такое провернуть.

И не так уж хулиган докучал своими «чувствами», и вовсе не стремился демонстрировать их при всём народе. Классной могли настучать прихихешки. Один-два эпизода всё же были.

На перемене как-то Аня просто шла по коридору, а у окна стоял Вовка с каким-то верзилой из старшего класса. И этот конченый двоечник, завидев её, стал чего-то говорить своему приятелю, пялясь в упор на Аню. Рожа у него при этом была счастливо-наглая такая, горделивая даже, будто он хвастался каким-то удачным овощем, который сам вырастил на грядке, и кореш его тоже посмотрел на Аню – внимательно, и одобряюще так окинул взглядом с ног до головы: ничё так овощ, годный!

Аня под взглядами этих двух, не мальчишек-одноклашек, а… мужчин – их взгляды прощупали её всю и оставили без одежды – стала цвета своих сапожек с загнутыми носами, чувствуя какое-то преступное возбуждение и слабость в ногах. С большим трудом превозмогая эту слабость – только бы поскорее скрыться от этих… – ринулась в конец коридора, укрывшись в туалете.

Непонятно, как она сподобилась добежать до него, потому что и в нём продолжалась эта престранная стыдоба, отдающая сладостью, хоть убей! Зеркало над раковиной убеждало в том, что действительно можно покраснеть если уж не «до корней волос», как пишут в романах (кто-нибудь, вообще, видел корни волос?) – то до их начала на лбу и висках. Лицо краснеет вместе со лбом, факт. А глаза при этом… а глаза блестят.

Из убежища довольно быстро выгнало застойное туалетное амбре. Но уже невозможно было зачеркнуть или отмахнуться от того нового, что только что свалилось вдруг откуда-то из неведомой ей взрослой жизни – удовольствие от знания того, что… ею любуются, а они любовались, гады! И что она нравится. Что она нравится, как… да ну, какая там женщина, как девушка. И что такое состояние даёт наслаждение. И, возможно, для многих это становится целью или проклятьем всей жизни – охотиться за этим наслаждением.

Вернувшись в нормальное, девочкино, состояние, она, конечно, провела среди себя воспитательную беседу: что это чёрте что и с боку бантик – ведь он-то ей не только не нравится, но вообще. Да он же… Курит, пьёт, шляется всюду со своей шайкой-лейкой, с которой они, может, и воруют. И дела ей нет до того, какая у него там неблагополучная семья. Такому она не очень-то и нужна. Живёт сам по себе, что хочет, то и творит. Ну, спортом, правда, занимается, но кому от этого легче?