Янга Акулова - Утро вечера

Да. Вот так выглядит порок: тощая, в общем и целом, фигурка в красных сапожках с загнутыми носками. Разве что порок сердца – такой диагноз тоже приклеивался к прозрачному телу.

Теперь ещё и ОН. Провела рукой по гладким волосам, с опаской коснувшись его – орудия чего?! На добродетели можно поставить жирный крест.

«Ах! Да на чём угодно, лишь бы не на новой школе».

Прорвать линию фронта у доски – невозможно. Такого ещё не было. Лес рук, и тощенькой Аниной руки классная не замечала, хоть убей! Нравилась ей жирная пара, зачем её исправлять. До окончания четверти оставалось всего два урока истории.

– Ты так тянешь руку, даже эти все заметили, Зинка спрашивает, она что, на доску почёта метит?

Таня в силу своей простоты общалась со всеми в классе, и с «элитными» в том числе. Зина Пуртова была как раз той первой фрейлиной, что брякнула как-то про детей у искусственной. Вид у Зины был важного значимого человека, и говорить она умела значимо, могла и голос повысить, чуть что. Аня звала её Максимовной – по отчеству.

«Попросить кого-нибудь из «свиты» поговорить с классной? Дохлый номер». Как вдруг осенило!

– А знаешь, что… – тихо проговорила она, лизнув корочку на губе.

– Что-о?

– Ты скажи Максимовне, что я на самом деле ничего не знаю, но что на спор пойду к доске без шпоры.

– А смыслов о ? – засомневалась Танька.

Учительница истории, сообщив в сороковой раз, что инки жили в «Перу», вдруг приоткрыла щёлки глаз и направила взгляд в сторону их парты.

Аня только вздохнула. И произнесла, не размыкая губ:

– Смыслово, смыслово. Тогда она меня вызовет.

Танька молча уставилась на Аню округлёнными глазами.

– А-а.

Начинающий чревовещатель побеждает опытного, со стажем с до нашей эры! И надо было видеть этого опытного, когда все даты, устно и письменно, отлетали от дорвавшейся, как щепки из-под рубанка папы Карло. Учитель старался, задавал и задавал вопросы, но – караул! Выдохся? Что бы ещё такого спросить – искал у себя на столе, в сумке, на потолке, под стулом. Ученица знала то, что и не задавали: подноготную дреговичей, вятичей, веричан каких-то. Потому, в некотором замешательстве сложил учитель своё орудие – указку на стол, скрестил руки на впадине и спросил заискивающе:

– А… есть ли, Манина, у тебя справка, что ты допущена до занятий после болезни?

Если бы у Маниной была указка в руках, она бы её выронила. Она бы выронила всё подряд. Но в руках не было ничего, зато был азарт и новая школа впереди.

– Есть! Конечно!

Никакой справки не было в помине. Откуда? Мама, увидев утром одетую в школьную форму дочь, пригрозила закрыть её на ключ, уходя на работу. Вступился папа – вот уж неожиданность.

– Радоваться надо – вот как человек рвётся в школу. Была бы больная, лежала бы в кровати и охала. А тут вон – бегает. И пусть бегает. Слава богу!

– Слава КПСС, ты хотел сказать, – с запалом поправила беспартийная мама партийного папу.

Папа тут же пожалел, что ввязался, с таким раздражением поправил съехавшие очки. Очки эти! От него-то, от папы, и у Ани слабое зрение. И на войну его не взяли из-за зрения, о чём он всегда жалел.

– Ты всегда найдёшь, к чему прицепиться, – сказал он без выражения.

– Нет, ну скажи тогда, скажи – много хорошего тебе дала твоя партия? А?

– А почему она должна давать? Это я ей должен! И все мы! – тут уже кричит папа.

– Что?!

«Ленин встал, развёл руками: “Что поделашь с дураками?”» (Не Шекспир.)

Когда-нибудь мама убьёт папу. Так её взрывает этот «дегенератизм». Папа бросает вилку, было это за завтраком, и скрывается в другой комнате. Кухонную дверь он больше не трогает, как-то раз хлопнул так, что вылетело стекло.

Мама не остаётся в долгу и кричит уже ему вслед. Крик мечется между полом и потолком и нехотя зависает по углам квартиры чем-то липким. Конца ему не будет никогда, потому что там он только и ждёт момента, чтобы обрушиться на чью-то голову вновь.

Аня со своей болезнью перестаёт быть центром внимания и, вообще, сколько-нибудь заметной фигурой, под шумок подхватывает свой рыжий портфель, у неё одной был такой во всей школе – мама тоже из Риги привезла, наматывает два шарфа вместо одного и сбегает в школу.

Всё нормально: взрослым с их взрослыми проблемами не до каких-то там детских вопросиков.

– Ну ты даёшь! – подруга не ожидала от «малахольной». – Как она не хотела, но всё же поставила тебе – пятак!

– Это же прямо был театр: открывала журнал целую вечность, куча листков из него вываливалась, она эту кучу собирала с пола на негнущихся ногах, потом искала ручку – другую вечность. За указку хваталась, как за соломинку…