Глеб Васильев - Три Толстушки - Книга Нехилых Перемен

– Где наши конфеты? Так не честно! Я уже давно досчитал до трех!

– Тяф! Иррр-тяф-тяф!

– Соскучились, сявки мать вашу? – в зал через дырку, оставленную в стене лимузином, вбежал артист Канатов. Следом за ним хлынули люди. Их было множество. Голые, окровавленные, пьяные и обкуренные, оскаленные, хохочущие и рычащие… Это шли свидетели сегодняшнего выступления артиста Канатова. Все в зале смешалось. Полы, стены и мебель трещали под напором новоприбывших.

Дворец утонул в шуме, гаме, собачьем лае, истеричных криках, пьяном пении, плаче и прочих звуках.

Вдруг (это последнее «вдруг» в нашем романе) над Дворцом в голубом небе разорвалась бомба. Все, кто был внутри, рухнули на пол, кроме Канатова. Голый желтый артист стоял посреди зала, держа в выставленной над головой руке пульт с мигающей красной лампочкой.

– Как вам гребаный салют, мрази? – голос Канатова нарушил гулкую тишину, воцарившуюся после взрыва. – Я обещал вам лучшее шоу? Говорил, что это будет просто бомба? О, да! Это вы и получите. Чертово представление вы не сможете забыть, даже если захотите мать вашу. Первая гребаная бомба взорвалась в километре над Дворцом. Ничего так жахнула, да? Так давайте поаплодируем ее старшей сестренке! Она уже летит прямо сюда для взрывного финала моего шоу! Такого выступления не было ни у одного гребаного артиста во Вселенной! Потому что я единственный мать мою настоящий артист в этой гребаной Вселенной!

Через секунду разорвалась вторая бомба. Горизонт, земля и небо утонули в ослепительной белой вспышке. На смену яркому свету пришла непроглядная мгла – город поглотил океан клубящейся пыли и дыма. Когда дым рассеялся, стало видно, что на том месте, где стоял Дворец, зияет выжженная воронка циклопических размеров. Правлению Трех Толстушек пришел полный и бесповоротный конец.

Эпилог

Спустя год в одной маленькой стране, расположенной на острове в теплых водах океана, был шумный и веселый праздник. Отовсюду звучала музыка. Разряженный в пестрые одежды народ пел и танцевал на улицах.

– Ваще не понимаю я этих обезьян. У них тут типа праздник, а они все тупо трезвые. Вон, даже за мусорным баком еще никто не насрал и не наблевал, – Сучок поглядывал на празднующих с открытой террасы пиццерии.

– Сучок! Нельзя так говорить! Тем более за столом, и еще тем более – в обществе девочки! – щеки Любы вспыхнули от негодования.

– Конечно, валяйте, затыкайте мне рот. Никто меня ваще не понимает, – проворчал подросток и впился зубами в большой кусок пиццы с четырьмя сортами мяса.

– Вы несправедливы к Сучку. А у него, между прочим, очень богатый внутренний мир, – вступилась за него Софья. – И вообще, если бы я не послушала Сучка, а вы бы не послушали меня, то мы бы уже год как были бы мертвы.

– Во-во, я сразу просек, что тухляк во Дворце полный. Ваще ловить нечего. Из таких голимых мест валить надо со скоростью поноса.

– Дорогой наш Сучок, мы ни в коей мере не умаляем твоей заслуги. Ты действительно спас всех нас. Именно ты заметил между строк безопасный проход, ведущий к счастливому концу. Ты убедил Софью в своевременности бегства – это так. Никто не пытается отказать тебе в проявленном героизме, – сказала Вера. – Все, чего мы хотим, это чтобы ты соблюдал минимальные правила приличия и этикета.

– Так, значит, и вас, куриц, спасай, и правила ваши дурацкие соблюдай? Вам типа и говна насыпь, и ложку выдай? Жирновато будет, – чавкая пиццей, проворчал Сучок.

– Знаете, а я скучаю по Родине, – сменила тему Надя. – Как там наша страна, наши подданные? Очень уж хочется надеяться, что через годик-другой все успокоится, устроится как-нибудь, и мы сможем вернуться…

Сучок поперхнулся. Откашлявшись, он просипел: – Ты в натуре серьезно или прикалываешься? В эту дырку от задницы возвращаться?

– Вы как хотите, а мы с Сучком никуда возвращаться не станем, – заявила Софья. – Можно бесконечно перечислять причины, но главная из них в том, что на Родине нам с Сучком ни пожениться, ни обвенчаться не дадут.

– Действительно, на счет Родины и целесообразности возвращения в ее лоно вопрос спорный, – согласилась Вера. – Но лично я, пожалуй, больше всего скучаю по языку. Родная речь – так хочется почаще слышать ее мощное и одновременно мелодичное звучание. Эх, вот бы встретить здесь, на другом краю земли соотечественников…

Продавец веселящего газа, директор шоу, комик Продолголимонов и меткий стрелок из Испании, сидевшие за соседним столиком, обменялись многозначительными взглядами. Оставив официанту щедрые чаевые, не произнеся ни слова, они спешно покинули пиццерию.