Сергей Долганин - Ячейка №30

– А потом? – Чарльз уже, наверное, уснул, все равно не может спуститься – темно.

– А потом… я сошел с ума. Одиночество и страх давили на меня ежедневно, заставляя меня оставаться наедине с биением собственного сердца. У меня начались психозы и галлюцинации, в тот момент, когда я остался один. Они решили использовать пациентов психбольниц, выздоровление которых не прогнозируется.

– Так в чем смысл был? Они бы получили идеального стинамсолдата, который считает, что он Наполеон, или того хуже.

– Смысл был не в получении идеального стинамсолдата, а в изучении процесса его создания. Отработать метод на мусоре, после чего использовать его на более удачном материале. Твое тело само принадлежит стинамсолдату, посмотри на свою руку, там буква λ, – я давно их замечал, но никогда, в самом деле, не понимал, для чего именно эта маркировка, – Однако, да, ты угадал, я не единственный. Нас часто навещал один крупно поставленный военный чиновник, и вот он был поехавшим ублюдком, которому нравилось издеваться над людьми. Он стал омикроном номер один – Рыцарем. Органы у Рыцаря также остались на месте, как и у меня. Латы рыцаря высотой в два метра, выполненные в сочетании красного и черного, а внутри начинка из механики и органики. Ему пришлось пройти через настоящий ад на самом деле. Лишение любых ресурсов, необходимых для жизнедеятельности, невероятные болевые ощущения от агрессивных сред, среди которых была даже радиация.

– Постоянно лезет не в свои дела.

– Возможно и так, но все дело составляет другое. Он чрезвычайно часто забивал меня ногами до тех пор, пока я не переставал дышать, а потом решил сам стать таким же. Невероятных размеров чудо, которое до сих пор вызывает некоторые вопросы внутри моей головы.

– Таким же?

– Да, он стал первым идеальным омикроном. Я здесь потому, что им не хотелось выкидывать созданный ими идеал симбиоза человека и машины, который не подчинялся им вовсе, в отличие от Рыцаря, который после того, как стал омикроном, будто полностью потерял собственную волю. Подчиняется как собачка, хотя мыслительную деятельность он полностью сохранил.

– Почему он захотел сам стать омикроном, если знал, что для этого нужно пройти через ад, как и тебе?

– Я не проходил через ад, а эффективность использования БМГ зависит от критического уровня организма. Я быстр, силен, ловок, но не имею такой сильной регенерации, как например, Рыцарь. К тому же у него все эти показатели раз в 15 больше, поэтому не думай, что бой с ним вообще может кончиться твоей победой.

– Мы уже выяснили это экспериментальным путем. Однако столько лет я считал, что я последний человек на этой планете, но сейчас… как-то это странно.

– Человек? Ах-аха-хах, ну ты чего? Какой же я человек? Ты только посмотри на меня! Посмотри на мои руки – я как таракан с его множеством лапок, двигающихся так противно. Я больше не человек, как и большинство населения этой планеты, правда, я в физическом плане, а они в психологическом больше не люди.

–Человек – не тело. Я все еще считаю себя человеком, хотя и неполноценным. Хотя, я вполне понимаю тебя. Высший Интеллект не оставил тебе ни единого шанса на самоубийство, верно?

– А как ты думаешь – я бы, по-твоему, не совершил попытки самоубийства за столько лет? БЕССМЕРТИЕ– худшее, что я получал в своей жизни вообще! А еще и шанса на конец этого кошмара не оставили глубоко в почве! Без права на выход! Знаешь, я хочу попросить тебя об услуге.

– Я прекрасно знаю, чего ты хочешь, но мы можем помочь друг другу сейчас.

– Как же мы можем помочь друг другу?

ВСЕ, ЧЕГО Я ХОЧУ – СМЕРТИ. КОНЦА ВСЕГО ПРЯМО СЕЙЧАС И НИКОГДА ПОЗЖЕ, ПРЯМО ЗДЕСЬ, ПРЯМО СЕЙЧАС, КАК БЫ ЭТО НЕ ЗВУЧАЛО ОТВРАТИТЕЛЬНО. СМЕРТЬ – ЛУЧШЕЕ, ЧТО МОЖЕТ СО МНОЙ ПРОИЗОЙТИ СЕЙЧАС!

Даже не издал звука, пока спускался. Шестирукий омикрон обрушился лавиной на мое тело. Две руки вонзились в стену за мной, две удерживали мои руки, а две другие начали активно нарезать мою грудную клетку на кусочки теперь. Кровь хлынула из моей груди водопадом, а другая подступила к горлу, что создало металлический привкус внутри моего рта. Всегда разный вкус напоминает об одном и том же. Мои губы прикасаются к другим, обветренным, сухим, покрытым кровью. А волосы под действием ветра щекочут нос. Я умру за нас всех одновременно. Рука, превышая допустимую силу, вырывается из-под натиска машины, после чего хватается за собственное торчащее из груди федерацитовое ребро. Всего один рывок в сторону, и я получу чрезвычайно острое лезвие. Губы приближаются к моему уху.